но не стоило обманываться этой внешней иллюзией благополучия. Любая разруха начинается в головах, и те, кто сейчас поднимался по лестнице на парадное крыльцо особняка, являлись по большому счету ее носителями и проповедниками.
Можно быть сто тысяч раз правым, абсолютно верно оценивать ситуацию и принимать единственно возможные решения, но все оказывается бесполезным, когда люди отказываются тебя слушать. Что бы ни определяло их неприятие — банальная рассеянность или агрессивное противодействие — результат один: поезд летит под откос, унося с собой в небытие и их самих, хотя понимание этого факта придет к ним, когда будет уже слишком поздно.
В то самое время, когда обстоятельства требовали объединить усилия, чтобы противостоять новой угрозе, представляющей серьезную опасность для всей Стаи, оппозиция увлеклась плетением интриг и подковерной возней. Вместо того чтобы сосредоточиться на борьбе с врагом, который не просто наступал им на пятки, но уже опережал на пару шагов, ее сородичи только и делали, что вставляли ей палки в колеса. И когда беда окажется на пороге их собственного дома, им некого будет в том винить, кроме самих себя, но, скорее всего, понять этого они уже не успеют.
Оксана чуть слышно вздохнула. Кто бы только знал, как ей хотелось забросить всю эту суету, это крючкотворство и махнуть куда-нибудь, где нет мелкого моросящего дождя и холода, где светит солнце, а ласковые волны шелестят по золотому песку. Кто бы только знал! Но возложенная на нее ответственность неизменно перевешивала свою чашу весов, заставляя следовать долгу.
Собрание Попечительского Совета нельзя проводить без его Председателя, а потому Оксана вернулась в дом и зашагала по темному коридору к ведущей вниз лестнице. Она старалась держаться прямо и уверенно, хотя ноша, возложенная отцом на ее плечи, так и норовила пригнуть ее к земле, повиснув на шее чугунной гирей. Будь на то ее воля, Оксана никогда в жизни не выбрала бы подобную долю, но не все повороты Судьбы определяются нашими желаниями. Иногда даже назначение на высший пост оказывается равноценно приговору. И от осознания невозможности что-то изменить, отказаться или свалить этот груз на кого-то другого, от понимания необходимости и неизбежности такого решения становится только горше.
В голове запертой птицей бился неотвязный вопрос: в какой степени нынешнее катастрофическое положение дел являлось следствием объективных причин, и насколько было вызвано ее собственными неосторожными или недостаточно продуманными действиями? Было ли последнее решение ее отца продиктовано отчаянием или же принималось с холодной головой. В любом случае, оно оказалось ошибочным. Да и она переоценила собственные силы. Теперь ей уже не удастся уйти так же изящно, как и он, придется принимать бой, шансов победить в котором у нее нет.
Оксана никак не могла отделаться от ощущения, что сама накинула себе на шею смертоносную удавку, которая с каждым шагом затягивалась все сильней.
Она остановилась на верхней ступеньке лестницы и прислушалась к доносящимся снизу голосам. Отсюда слов было не разобрать, но эмоции и настроение угадывались без особого труда. Тех, кто поджидал ее в зале, несомненно, одолевало возбуждение, азарт охотника, сидящего в засаде и слышащего, как приближается лай собак, гонящих на него дичь. Развязка уже предрешена, и предвкушение заслуженного удовольствия от удачной охоты будоражит разгоряченную кровь.
Девушка почувствовала, как ее кожа покрывается мурашками от крайне неприятного осознания того факта, что дичь — это она, и события последних недель последовательно гнали ее навстречу судьбе. А ей оставалось лишь реагировать на них, будучи не в силах что-либо изменить или хотя бы отсрочить неизбежное. Все было предопределено задолго до сегодняшнего дня, хотя и успешно маскировалось под случайную череду досадных неприятностей.
Оксана еще раз вздохнула и начала спускаться по лестнице, ступени которой напоминали ей стальные зубы гостеприимно распахнутого капкана.
Глава 20
— Дамочка с балкона ушла в дом, — доложил вынырнувший из темноты Егор. — Похоже, что все гости прибыли, и больше никого не ожидается. Дорога открыта, можно выдвигаться в любой момент. Нужен твой вердикт.
— Мой? — Сергей, словно очнувшись, посмотрел на Чегета. — Разве я должен давать сигнал к атаке?
— Нет, — спохватившись, тот откинул свои громоздкие очки наверх, — но мы должны быть абсолютно уверены, что нигде ничего не напутали. Я не хочу, чтобы пострадали посторонние люди.
— Да я и сам-то ни в чем не уверен. До сих пор как во сне нахожусь.
— А ну-ка, соберись! — Чегет взял Сергея за плечо и крепко встряхнул. — Сейчас не время раскисать!
Он подтолкнул к нему кофр с анализатором.
— Нам необходимо выяснить, не ошиблись ли мы адресом, и, в идеале, хотелось бы точно знать, с кем имеем дело. Сколько их, и есть ли среди них наши знакомые? Чтобы никого не упустить.
— Не волнуйся, я все помню.
Сергей подтянул чемодан и взялся за замки. Вот ведь ирония! Ведь с этого чертова ящика вся каша и заварилась, и теперь именно он должен был положить ей конец. Такой выверт мог бы показаться забавным, если бы только не человеческие жизни, которым он оплачен. Смерть стала началом истории, Смерть всю дорогу шла за их троицей по пятам, и Смерть же явилась к ее окончанию, чтобы дать финальный свисток.
Мысль выкинуть анализатор к чертовой матери посещала Сергея неоднократно, но это, увы, не помогло бы решить проблему, скорее наоборот. В идеале, разумеется, хотелось, чтобы прибор вовсе не появлялся на свет, но когда он пытался представить себе, как бы жил, даже не подозревая о целом мире, существующем параллельно с привычной реальностью, на душе становилось как-то неуютно. Кроме того, история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, так что не стоило тратить время на пустые сожаления.
Накинув сверху плащ-палатку, чтобы скрыть свет экрана и защитить прибор от мороси, Сергей открыл крышку. Мысли в голове так и норовили разбрестись в разные стороны, как оставленное без присмотра стадо, в то время как именно сейчас требовалась максимальная сосредоточенность и предельная концентрация внимания. Думать о деле, думать о деле!
— Сколько машин всего приехало? — он достал пакет с контейнерами для проб и ватными палочками.
— Семь, — задачей Егора как раз являлось наблюдение за подъездной дорогой и парадным входом.
— У каждой машины по четыре двери. С каждой дверной ручки надо взять пробу, чтобы понять, кто в ней находился, — детали операции они уже неоднократно обсуждали, но Сергей полагал, что проговорить все еще раз лишним не будет.
— Семь на четыре — это же двадцать восемь проб! — возмутился Чегет. — У меня на это не меньше
