И она бесконечно в душе благодарила Суворова за то, что он не издевался над ее скудоумием и неспособностью говорить. То ли жалел, то ли понимал ее метания, позволял расслабиться… А может быть, и действительно был интерес, и он готов был видеть ее всякую… В общем, нормально реагировать и что-то внятное произнести получалось только ближе к глубокой ночи. Когда уже успевала пригреться под его боком, прижимаясь к плечу, о чем-то своем помечтать, глядя в экран невидящими глазами… Иногда, когда Игорь очень сильно уставал и начинал дремать, прямо там, на диване, Женя позволяла себе совсем уж непростительную наглость: могла потереться щекой о его плечо, почти мурлыча, устроить голову удобнее, как будто нечаянно… И даже иногда забывала следить, чтобы мужчина не проснулся раньше времени, не заметил, как она вальяжно на нем разлеглась. Но, слава богу, еще ни разу не попадалась: всегда успевала вовремя подобраться и отдернуться. Если не считать нескольких раз, когда сама уснула. Они тогда смотрели какой-то заумный сериал. Раньше он не казался ей таким скучным. А вот рядом с Игорем совсем иначе воспринимался. Или просто мужское тепло так сон навевало, или множество бессонных ночей с нервами и раздумьями так вымотали… Женя не могла даже думать о тех случаях, не краснея. А Игорь, казалось, ничего необычного и не заметил…
А однажды случилось нечто и вовсе невероятное… Такое, что ей не снилось и в самых откровенных снах, не представлялось в самых смелых фантазиях. Игорь вытянулся на излюбленном ими диване во весь свой немалый рост, как ни в чем не бывало. Вот просто взял и разлегся! Оставив Женю стоять рядом, в недоумении: ведь ни одного свободного кусочка, не занятого его телом, больше не оставалось. И она раздумывала, что это: приглашение приземлиться на пол, у его ног, или такой прозрачный намек, что ей здесь больше не рады, и пора возвращаться в комнату, к домашним заданиям и учебникам? Спросить прямо стеснялась. Развернуться и уйти к себе, ни о чем не спросив, было страшно (а вдруг, ошиблась, а Игорь на эту ошибку рассердится).
— Ну, и чего ты ждешь, Жень? Ложись, давай, мне из-за твоей спины ничего не видно, — этот нетерпеливый оклик вывел ее из ступора, правда, ясности в ситуацию не добавил.
— Э… Куда? На пол? — И послушно начала опускаться на ковер.
— Господи, Женя, я иногда поражаюсь твоей смекалке! — Игорь дернул ее за руку, заставив практически упасть с ним рядом. — Как ты умудряешься закрывать сессии по самым сложным предметам, если таких простых вещей не понимаешь?!
— Ну, не знаю. — Она растерянно сопротивлялась, больше по инерции, чем из упрямства, когда он подтягивал ее ближе к себе, по-хозяйски укладывая свою руку поперек ее живота. Затихла, когда поняла, что уже компактно уложено и прижата: дышать можно, шевелиться можно, неудобства никакого, но ни за что не вывернешься. В принципе, такое положение дел ее устраивало, поэтому дергаться не стала больше. Но потом вспомнила, что только что ее обвинили в глупости,
абсолютно беспочвенно. — Вернее, прекрасно знаю. И вы зря так говорите, Игорь Дмитриевич!
Даже рискнула повернуть к нему голову, чтобы увидел, как гневно горят глаза. Тут же наткнулась на его, спокойно разглядывающие.
— Вот как? И в чем же я, интересно, ошибся? В чем претензия, не расскажешь?
— Нас перед сессией учат полгода, все объясняют, или говорят, где найти нужную литературу, и на экзамены всего лишь нужно подготовиться! Понимаете?
— Ну, в общем-то, я и сам учился когда-то, и память еще не отшибло, так что — да, понимаю. — Он был абсолютно серьезным на вид, сосредоточенным. Но Женя точно знала — издевается.
— Ну, так вот!
Он даже хмыкнул на этот выпад, совсем детский, она и сама это осознала, и почти рассмеялся, но хохот внутри удержал. Только спросил:
— Что — "вот"? В чем претензия, все-таки? Можешь русским, нормальным языком объяснить? Я ваш нынешний жаргон не разумею.
— Да все вы разумеете прекрасно! Перед экзаменами нас готовят к тому, о чем будут спрашивать, а с вами…, - на этом месте ее пыл поутих. Слова застряли в горле. — С вами я должна догадываться каждый раз, что происходит, и что нужно делать, чтобы дурочкой не казаться. И все время я ошибаюсь. — Закончила почти шепотом. Отвернулась. Стыдно было в этом признаваться.
— А. Теперь понял. Хреновый из меня учитель, да, Жень? В этом проблема? — Он говорил глухо, куда-то в затылок. Но таким тоном, что не ответить было нельзя.
— Я не знаю. Сравнивать не с чем, Игорь Дмитриевич. И даже понятия не имею, чему вы там меня учите, и что за экзамены устраиваете…
— А я учить еще и не начинал, между прочим, Женечка. Так, лишь слегка приглядывался, надо оно тебе, или к чертям такую науку.
А потом пауза. Долгая такая, насыщенная молчанием. И вовсе неважно, что там бубнил телевизор. Время, за которое Женя успела сотню раз осмелиться, тысячи раз испугаться, бессчетное количество раз устыдиться и тут же отбросить всякий стыд и стеснение.
— Ну, так учите уже, в конце концов, Игорь Дмитриевич! Сколько можно так измываться над человеком! Я скоро неврастеничкой запуганной стану. — Выпалила в сердцах и опять затихла. Сразу пожалев об этом выпаде.
— Как скажешь, дорогая, как скажешь… Я, впрочем, только и ждал, что твоего разрешения…
Глава 17
Оказалось, что совращение невинных — великолепное развлечение и ни с чем не сравнимое удовольствие! Суворов когда-то спорил со своим другом- любителем юных девственниц, что тот занимается бесполезным, пустым времяпровождением, доказывал, что с опытной женщиной все намного проще, понятнее и быстрее. И ведь доказывал не просто так, а с кучей аргументов, против которых и возразить нельзя. И считал того друга полным идиотом, почти извращенцем. А зря, оказывается, очень зря!
Наблюдать за тем, как Женя старательно обманывает и его, и себя, было увлекательно и очень весело. Игорь с трудом прятал вечную довольную ухмылку. И не только вечером. Даже днем, в рабочее время, не раз ловил удивленные взгляды подчиненных: те совсем не привыкли, чтобы шеф задумчиво пялился в потолок и при этом довольно улыбался. Он, правда, тут же придумывал какую-нибудь гадкую задачу, посложнее и понеприятнее, и улыбка превращалась в ехидный оскал. Ребята, через время, поняли, что в таком настроении от начальника лучше держаться подальше: улыбка на лице "Сурового" не предвещала ничего хорошего, и лучше было не обольщаться.
Но днем притворяться было намного проще. И даже Светка, хоть и догадывалась о чем-то, спрашивать прямо не рисковала. Правда, все чаще бросала любопытные взгляды, когда Игорь и Женя оказывались рядом — завтракали вместе, иногда вечером в прихожей пересекались. Но тут же и отворачивалась, разочарованно, так как ничего нового увидеть не могла: он умел держаться отстраненно и холодно, всю жизнь так и провел, в общем-то, а девушка вечно ходила робкой, тихой и зажатой. Даже глаз на него не поднимала лишний раз, а говорила очень ровно и спокойно. Игорь не раз задумывался, что бы произошло, позволь он себе хоть раз ущипнуть ее за попку, да при Светлане… Ну, хотя бы приобнять, как делал это вечерами. Это было бы, наверное, очень забавно. Даже и не знал, чья реакция оказалась бы интереснее. Но такие фокусы не входили в его план, а потому приходилось сдерживать и руки, и все тело, и чертей, что плясали в глазах. А они плясали иногда, ох, как плясали! Вот и придумал эту тему с вечной усталостью и дремотой. Из-под опущенных век смотреть на жмущуюся к нему Женю было намного проще.
