Солдаты не спешили. Нет, они бежали, но бег их был вынужденным, от того и не таким быстром. Не было в них рвения, как и жажды крови. Их руки сотрясались в нервной дрожи, все крепче сжимая тяжелые мячи. Они встретились в врагом без должной храбрости и враг упился их страхом, как и кровью.
Острые клыки вонзились в шею первого солдата. Он взвыл от боли. Его тело разрывало на куски от действия поганого яда коргов. Товарищ занес меч над головой твари, желая спасти друга, которому вряд ли уже можно было помочь. Еще один крик юнца. В его руку впились клыки. Меч упал. А налетевшие на него корги повалили бедолагу с ног. Они звали на помощь. Они нарушили строй. Передний фланг остался без защиты.
Одна ошибка, один не верный приказ. И вот она глупая, никому не нужная смерть.
Корги прорывались через стонущих от боли солдат и тех, кто все еще умудрился стоять на ногах, беспорядочно размахивая мечом в надежде хоть как-то отбиться от противника. Они не были готовы к бою. Они никогда прежде не видели столько коргов. Они никогда прежде не видели войну.
Володар стиснул челюсть. Клыки вонзились в его же кожу, выпуская древнюю кровь. Несущиеся на барьер корги взвыли от аромата истинного блаженства и сменили направление.
Третий генерал поднял руку вверх и отдал приказ:
– В бой!
Его голос пронзил небо над их головами и разразился громом в ушах трепещущих от страха солдат. Они не сразу вняли словам своего предводителя. Они мешкали. Страх сковывал изнутри. Желание жить вопило в их сердцах, требуя бежать прочь. Спасаться. Уносить ноги. Но первые гордые примеры лишь слегка вселили в них долю сомнения. А после сработал инстинкт. Все ринулись вперед. Один за другим и вслед за другом. Плечом к плечу враги и друзья. С криком, что больше выражал не ярость. Нет, с громким воплем они выпускали наружу свой ужас и проклинали этот день. День, что для многих станет последним.
Топот. Земля содрогалась от него. Рев врага, что заглушался криком солдат. Острые клыки супротив наточенных мечей, клинков и стрел. Они слились: тьма и свет… Хотя, какой свет? Нет в бойне правых. Есть только павшие и живые. Кто остался в живых, тот и прав. Тот напишет историю, если еще будет для кого писать.
Володар видел, как за брызгами крови от только что отсеченной им головы корга, один из его солдат пал на колени, ощутив на шее грозные клыки. Он кричал. Яд чудовища сразу проник в его кровь. Помогать бесполезно. Вот оно – неравенство между ними. Далеко не каждому из них удастся с первого удара лишить противника жизни, но от одного несчастного пореза, от одного лишь укуса, их жизнь оборвется. Одна ошибка – конец твоей битвы.
Вальмирий ощутил колкое чувство вины. Нет, в его жилах течет кровь богов, чистая кровь его расы, она не даст ему пасть столь быстро и столь бесславно. Даже если они ранят его, даже если десятки клыков вонзятся в его шею, он все еще будет жив. Он будет биться до последнего, разрезая их плоть, отрывая конечности. Неравенство…
Триединство ненавидело это слово. Оно отрицало его, не желая признавать собственную слабость на фоне чистокровных. Они истребляли их. А теперь они вынуждены оплакивать свой народ, сынов и мужей, потому что не осталось на их стороне никого из прежних врагов, чтобы отдать за них жизни. Никого кроме Володара и его невесты.
Да, сейчас были чистокровные на этом поле битвы, но каждый из них защищал своих. Они проносились мимо корчащихся от боли солдат Триединства, они не взирали на окруженных коргами юнцов, предпочитая помогать лишь себе подобным – служителям истинной веры.
Не справедливо? Или расплата?
Странно, но именно в бою, окруженный кровью и зловонным запахом смерти, Володару думалось о таких вещах. Все то, что раньше он предпочитал игнорировать, в одночасье обретало здесь самый главный смысл. Вот она, вся суть его бытия.
Как бы он не пытался этого отрицать, как бы он ненавидел эту часть своего естества, он – вальмирий. Создание войны, орудие богов, щит людей. Именно проливая кровь врага, именно в эти самые секунды его жизнь по-настоящему обретает должный смысл.
Он посмотрел на Каяру, которая уже почти закончила творить свое заклинание, и позволил себе глупую вольность в последний раз взглянуть на место, что последние года считал своим домом, а некогда видел, как оплот великой эры чистокровных. Ни тогда, ни пару дней назад он даже не представлял, что этому всему придет конец. Он с благодарностью в последний раз улыбнулся замку. Он с призрением в последний раз оглядел окровавленную землю великой крепости Аресал.
– Прощай, ― тихо произнес третий генерал и сжав покрепче рукоять меча, оставил глубокий, кровавый след на груди поганого создания.
– Прощай, ― тихим эхом отдались слова его нареченной на древнем ишрите.
Володар не смог сдержать улыбки. Нет, он улыбался не глубоким трещинам, что тут же разделили замок на части, не земле, что развернулась под их ногами, и не небу, которое заволокли черные тучи. Он улыбался ее тени, что в считанные секунды пронеслась мимо него и набросилась на корга, который уже готовился оторвать голову Толика. Глаза юнца сменили страх на благодарность в этот момент, но сразу после этого озарились ужасом. Восемь клыков в шее корчащегося от боли корга. Его крики – ее услада. Напившись вдоволь, она отпрянула от него и призвала грозные клинки – наследие владык клана Ринса. Сжав по крепче поперечные рукояти, она скрестила лезвия перед шеей полумертвого монстра и резким движением развела руки в стороны. Голова чудовища с открытой пастью упала на землю и покатилась прочь.
Черная тень дымкой скользила промеж своих и чужих, разрезая плоть монстров, отрезая им конечности. Она лишь изредка замирала на мгновение, чтобы вонзить свои клыки в их тела. Ее лицо и шея были покрыты вонючей кровью тварей. В глазах плясали языки черного пламени, а с лица не сходила довольная улыбка. Это был пир, последний пир во славу Аресала.
Тяжелые камни посыпались со стен замка, ― грозные башни распадались на куски. Дрожь земли усилилась. Народ Триединства, мирные жители, жались друг к другу, с ужасом озираясь по сторонам. Их дом, место, где они родились, рушилось прямо на их глазах, а вокруг умирали и гибли их братья, отцы и сыны, друзья и просто знакомые, с которыми они сталкивались изо дня в день. Весь их мир, вся прошлая жизнь вот-вот канет в лету под крики боли, под кровавые фонтаны и под гул их собственного страха в ушах.
– Пора! – закричал Соломон, когда рухнула большая стена замка.
Володар на секунду бросил взгляд в его сторону. Старый вампир выглядел ничуть не лучше своей госпожи. Весь залит кровью, усталый, но все еще полон решимости. Этот пройдоха видел не одну войну, и каждый раз выживал. Этот бой не станет исключением.
– Княже! – крик Ратибора звучал пугающе. Он со своими солдатами прошел дальше всех во всем этом месиве, почти вплотную подобравшись до линии леса. – Княже! – еще громче воззвал последний воин из клана Ринса.
Мгновение. Острый клинок вышел из шеи Ратибора. Крик. Кровавая Княжна кричала, разделив последний глоток боли со своим слугой. Она тут же бросилась к нему, успев лишь почти возле самой земли подхватить его обмякшее тело. Черная фигура в длинном плаще и с пологим капюшоном возвышалась над ней, крепко сжимая в левой руке окровавленный клинок. Каяра подняла голову и, взглянув в лицо убийцы, с ужасом произнесла:
