— И вы решили лишить Гончарова всего, как, думали, он лишил вас.
— Именно. Стас быстро здесь раскрутился и начал незаметно щемить Мишу. Тот, насколько бы умен ни был, даже не догадывался, откуда ветер дует. Считал Стаса обычным конкурентом. А потом появилась ты и стала работать с Гончаровым. Я наслышан о тебе, рыжуль, и твоей компании. Ты же помнишь, что хорошие истории моя слабость. Я знаю ту историю, когда вы раскрыли убийство журналистки, а потом актрисы местного театра. Но в ходе своих расследований ты раскрываешь тайны людей, которые даже не имеют отношения к делу. Только мне казалось, что мы со Стасом все отладили и до наших тайн ты добраться не сможешь. Но я ошибся. Ты думаешь нестандартно, и интуиция у тебя очень развита. Доверяй ей.
— Вы мне нравитесь, Виктор Семенович, и я даже в какой-то степени вас понимаю.
— Но?
— Но Уголовный кодекс я чту больше.
— Рыжуль, ты что-то путаешь. Где я успел закон нарушить?
— А смерть Никиты Романова, вашего соседа? Он же искал Лидию, и вы, видимо, об этом узнали. Что, не я одна докопалась до вашей тайны?
— Вот сейчас ты делаешь неправильные выводы, — покачал головой Семеныч. — Никитка был хорошим парнем, и я ему доверял как себе. Но любопытства, конечно, ему было не занимать. Он увидел у меня фотографию, вот она, — достал из верхнего ящика старого стола снимок и протянул мне. — И спросил, что за девушка. Я тоже сглупил, сказал правду, что это моя невеста, пропавшая перед свадьбой. И возомнил Никитка себя великим сыщиком, решил помочь старику.
Я посмотрела на фото. Такие молодые, беззаботные Лидия и Семеныч. Теперь я понимала, почему Гончаров называл ее воздушной. Было что-то в этой девушке притягательное, легкое. Она была похожа на ангела. Сколько ей сейчас лет? Где-то чуть за пятьдесят, она вроде лет на шесть младше Михаила Юрьевича, если верить его словам. Я всматривалась в ее лицо, хотя видела и до этого, но именно на этой фотографии…
— Что такое, рыжуль? — заметил Виктор Семенович, как я нахмурилась.
— Извините, мне надо позвонить, — потянулась я к телефону и, набрав номер, стала слушать гудки.
Не отвечал папуля долго — обалдеть как он за меня волнуется, еще отпускать не хотел. Наконец-то раздалось:
— Бюро патолого-юридических услуг.
— Я оценила юмор, — ответила без иронии. — Скажи, папа, а не так давно ты не помогал Лидии Марченко вернуться на родину и получить новые документы?
— Ивонна, господи, каких безумных теорий ты опять настроила? Никому я ничем не помогал.
— И как ее звали последние тридцать лет?
— Тереза Соукалова. Еще вопросы?
— У матросов нет вопросов, пап. Бота… Иван Андреевич уже ушел?
— Кто? — не понял папа.
Да уж, не я одна не привыкшая к имени Ботаника.
— Парень такой, в очочках, молчаливый, но очень умный.
— А-а-а, этот. Нет, сидит с нами, смотрит, как мы с Константином Ивановичем пьем коньяк, но сам ни-ни. Он больно, что ли?
Я только закатила глаза и попросила:
— Дай ему трубку.
Вдалеке послышалось:
— Тебя к телефону, — а потом уже ближе голос моего протеже:
— Ивонна, все в порядке?
— Все в порядке. Есть просьба. Я сейчас сброшу тебе фотографию, качество будет не очень, так что иди к Эду, надеюсь, он уже дома, пусть через какую-нибудь программку состарит девушку лет на тридцать, изменит прическу на светлое каре и цвет глаз на карий. Ну, и сделает фотографию цветной, конечно.
— А он меня не пошлет? — засомневался Ботаник.
— Будь убедительным, ты же учился у лучших. И да, Ванечка, спроси у Эда, сможет ли он взломать базу данных авиакомпаний и узнать, не прилетала ли в последние полгода-год в Россию Тереза Соукалова.
— Так Зигмунд Давидович же сказал, что она еще месяц назад была в Чехии.
— Сказать можно что угодно, и мы это прекрасно понимаем. Не думаю, что он лично с ней встречался.
— Ладно, перезвоню.
Я положила трубку и посмотрела на вмиг постаревшего еще больше и сгорбившегося Виктора Семеновича.
У меня опять безумная догадка. И я не знаю, зачем лезу в то дело, если меня должна интересовать смерть Романова. А сосед его здесь точно ни при чем. Интуиция, которой стоит доверять, как Семеныч и сказал.
— Ты думаешь, что Лида в городе? — наконец-то спросил он.
— Я не буду вас обнадеживать. Сразу мне самой надо во всем убедиться.
Сфотографировав изображение девушки на свой телефон, отправила Ботанику и поднялась.
— Ты куда, рыжуль?
— Я приеду к вам завтра. Думаю, к тому времени во всем разберусь.
Вот всем, кроме смерти Романова. Опять тупик.
Но есть еще Эд со своим чудо-устройством и Танька в роли уборщицы.
Глава 22
Выйдя из общежития, я сразу вызвала такси, а потом набрала номер, который мне оставила Ольга Сергеевна из офиса Верещагина. Пусть уже поздно, но мне кажется, она ждет моего звонка. Я не ошиблась, ответила сразу:
— Слушаю.
— Ольга Сергеевна, добрый вечер, вернее ночь, это…
— Вы девушка, с которой мы встречались в офисе, адвокат.
— Да, и вы оставили мне номер…
— Оставила, — снова перебила меня женщина. — Адрес пришлю в смс, жду вас.
Основательный подход, но мне даже нравится — без лишней лирики, четко и по факту.
Едва я села в такси, как пришло сообщение с адресом, который я и назвала водителю. На полпути прилетело еще одно от Ботаника. Фотография. Конечно, больше похожая на рисованную, чем на настоящую, но я не ошиблась. Что ж, значит, завтра еще в одной истории будет поставлена точка.
Машина остановилась возле новостройки, которая, судя по малочисленным огням в окнах, еще не была полностью заселена. Я расплатилась с водителем, подошла к двери подъезда и набрала номер квартиры. Без лишних вопросов, как только Ольга Сергеевна сняла трубку домофона, открыла дверь.
Жила начальник курьерской службы Верещагина на втором этаже, и поднялась пешком. Женщина уже ждала меня у открытой двери, сложив руки на груди.
— Здравствуйте, — сказала я.
Кивок в ответ.
Я прошла в почти нежилую квартиру. Минимум мебели, заводская отделка — да здесь как будто не живут, а так, временно пристанище.
— Снимаете? — спросила я. — Или недавно купили?
— А вы любопытная, — ответила Ольга Сергеевна, проходя в кухню и ставя турку на плиту.
Я, никак не прокомментировав ее слова, наблюдала за отточенными движениями. Кофе, холодная, вода, подготовленное молоко. Когда Ольга Сергеевна выключила конфорку, я посмотрела на часы и засекла время. Ровно три минуты она дала напитку отстояться, разлила его по чашкам, заполнив на две трети, и налила треть молока.