Книга Хороший мальчик - Эль Кеннеди

Джесс

Когда я приезжаю в шикарную высотку на набережной, консьерж меня впускает. Но вместо того, чтобы выйти на этаже Джейми, я поднимаюсь выше. Я никогда раньше не была в квартире Блейка и не знаю, чего ожидать. В коридоре только четыре двери. Стучу в ту, перед которой лежит коврик с изображением сенбернара с клюшкой.

В квартире слышится приглушенный звук телевизора, а потом раздаются шаги. Блейк открывает дверь, одетый в уютную фланелевую рубашку и простые джинсы, обтягивающие скульптурные бедра. Другими словами, он выглядит восхитительно. Но я смотрю на его лицо и понимаю, что что-то не так. У него измученный взгляд, а это совсем на него не похоже.

– Привет, Джесс, – мягко говорит он. – Как ты? – Мужчина отходит назад, впуская.

Как я? Совсем сбита с толку.

– Бывали дни получше, – признаю я. – Но я принесла мороженое и вино. Еще бы захватила девчачий фильм, но ты – мальчик.

Я прохожу мимо него и осматриваю квартиру. Можно было ожидать, что она будет такой же, как у брата. Но она совсем другая. У Блейка огромная берлога, а кухню наверняка обставил шведский архитектор по имени Торвальд[37].

Тут все выполнено из блестящего дерева или в сверкающем белом. Толстый шерстяной ковер покрывает пол. Все поверхности омывает мягкий свет скрытых у потолка ламп. А на дальней стене есть раздвижные стеклянные двери, ведущие, по всей видимости, на балкон.

– Ого, – глупо говорю я. – Роскошно.

Он пожимает плечами.

– Какое у тебя мороженое?

– С темным мокко и кокосовое. Выбери свой яд. – Я хочу отнести вещи на кухню, но Блейк забирает пакет и опустошает его.

– Ты ужинала? – спрашивает он, засовывая десерт в морозильник.

– Не совсем, – нерешительно отвечаю я. – Но это не страшно.

Он щелкает языком.

– Может, закажем китайскую еду? Ты, скорее всего, много не ела, пока готовилась к экзаменам. – Он буравит меня взглядом зеленых глаз.

– Хорошо, спасибо. Можно курицу и брокколи. Хотя из китайской я ем почти все.

Теплая ладонь на секунду ложится мне на затылок. Как только я замечаю, насколько это приятно, она исчезает.

Райли заказывает еду, пока я достаю с полки пару винных бокалов и ставлю на стол. Но штопор остается вне зоны доступа. Я не могу понять, как открываются кухонные шкафчики, потому что на них нет ручек. От отчаяния я слегка толкаю одну дверцу, и она с приглушенным щелчком открывается. Убранство жилплощади похоже на оборудование в космическом шаттле.

Я осторожно наполняю бокалы, потому что не знаю, испачкает ли красное вино эти безупречные мраморные поверхности. Затем несу напитки к большому кожаному дивану, где Блейк как раз заканчивает разговор.

– За хреновые дни, которые заканчиваются вином, – объявляю я, когда он берет бокал.

– Я выпью за это, – говорит он, когда мы чокаемся.

Мы смотрим друг другу в глаза, пока пьем, и это кажется до странного интимным. Хотя, наверное, надо перестать считать это странным. Сколько раз я раздевалась перед этим парнем? Лучше не считать.

– Неплохо, – говорю я об алкоголе. Я превысила лимит по цене и разорилась на двадцатидолларовую бутылку. – Давай выпьем все до последней капли. А то получится, что я зря потратила последние двадцать баксов.

Блейк поднимает голову, как щенок.

– Финансовые проблемы?

– Они и не заканчивались. Я приехала в Торонто, потому что здесь медшколы стоят только тридцать пять тысяч в год, а не пятьдесят. Родители дали десять. Еще столько же получила в кредит. А последние пятнадцать оплачиваются стипендией, которую мне нужно получать каждый год. Если у меня не будет хотя бы «четыре» за сегодняшний экзамен, то на следующий год мне стипендию не продлят. – Эх. Вино скисает в желудке. Я не должна переживать об этом, пока не узнаю оценки, но это сложно. – Если я ее не получу, то не смогу учиться дальше.

И где тогда я окажусь? Я буду должна банку. И родители останутся без десяти тысяч из-за моего очередного провала. Я вернусь в Калифорнию в свою старую спальню с пустыми карманами и в поисках работы.

Пристрелите меня.

Блейк кладет руку мне на колено.

– Я не сомневаюсь, что ты порвала всех на экзамене.

Активно качаю головой.

– Не порвала. Какой бы ни была моя суперсила, патофизиология – это не она.

– Ты все равно потрясающая, Джесси. Я отказываюсь верить, что ты не сможешь закончить медшколу.

Я устало улыбаюсь, потому что благодарна за то, с какой преданностью он это сказал.

– Теперь давай поговорим о тебе. Что случилось, чемпион?

Он делает глоток вина и хлопает по дивану рядом с собой. Я пододвигаюсь, и он обнимает меня одной рукой. Кладу голову ему на грудь, потому что этому невозможно сопротивляться. Мужчина хорошо пахнет чистой фланелью и сандаловым деревом.

– Просто не в форме, и все, – говорит он. – Мои суперсилы тоже немного подкошены.

– Правда? Мне очень жаль, малыш. – Я похлопываю свободной рукой по его толстому запястью. – Что я могу сделать?

Он молчит так долго, что я задумываюсь, слышал ли он меня. Потом он говорит:

– Я просто рад видеть твое красивое лицо.

От этих слов у меня возникает странный комок в горле. Но немного вина – и все исчезнет.

Несколько минут спустя привозят еду. Мы едим, сидя на удобных стульях у маленького, но изящного стола Блейка перед окнами. С одной стороны сверкают огни набережной Торонто, а другую окутывает чернота озера Онтарио. Я спрашиваю о графике поездок команды, слушаю, на каких стадионах и в каких городах ему нравится бывать, а где – не очень.

Настроение немного подавленное. Однако всему виной хреновый день.

Когда мы заканчиваем есть, я мою посуду и убираю остатки в безупречный холодильник. Останавливаюсь перед морозильником и спрашиваю, какое мороженое Райли хочет сначала.

– Сомневаюсь, что они хорошо сочетаются вместе, – признаюсь я. – Какое хочешь попробовать первым?

– Выбирай ты. – Он стоит рядом со мной у стола.

Я достаю мокко и открываю его. Руки немного липкие, и у меня нет ложки. Поэтому я бедром открываю волшебный ящик с приборами, и это вызывает у хоккеиста усмешку. Он наконец-то улыбается. От этого внутри расслабляется какая-то сжатая пружина, о существовании которой я даже не знала.