II
Отвилье примостился в маленькой долине между двумя холмами, окруженный деревьями и бесконечными милями виноградников, позолоченных лучами утреннего солнца. Свернув с шоссе, Энцо и его спутники вскоре миновали завод «Моэ и Шандон», расположенный у самого подножия холма.
Проснувшись, Энцо не обнаружил Шарлотты рядом, остались только ее запах и след головы на подушке. В ванной он убедился, что она приняла душ, прежде чем уйти, и удивился, что не проснулся от шума льющейся воды. Когда он сошел вниз, Шарлотта и Раффин завтракали. Пробормотав «бонжур», она небрежно поцеловала его в обе щеки, не подавая виду, что ночью что-то произошло. Раффин ограничился кратким рукопожатием и весь завтрак занимался исключительно кофе и круассанами. До Отвилье ехали молча.
В городке уже бродили первые туристы, прибывшие на автобусе. Энцо остановил машину у площади Республики. Шарлотта сходила в туристическое бюро и вышла с картой Отвилье и стопкой рекламных буклетов. Карту взял Раффин и повел их по улице Анри Мартена к аббатству. По дороге Шарлотта просматривала брошюрки.
— А городок-то весьма почтенный, основан в шестьсот пятьдесят восьмом году. Считается родиной шампанского. Здесь сказано, что méthode champenoise[44]изобрел монах здешнего бенедиктинского аббатства дом Периньон.
— Вообще-то, — авторитетно вмешался Энцо, — к тому времени на юге Франции уже сто лет делали игристые вина.
Раффин взглянул на него с интересом:
— Откуда вы знаете?
— Один мой приятель хорошо в этом разбирается, — небрежно ответил Маклеод, ощутив укол совести. Мысль, насколько он был несправедлив к Бертрану, не давала ему покоя в течение всей поездки.
— Господи… — сказала Шарлотта, не отрываясь от буклета. — А вам известно, что винные склады крупнейших производителей шампанского находятся в Эперне? Вернее, под Эперне? Как здесь пишут, за последние триста лет в меловых породах под городом проложено сто двадцать километров туннелей, и сейчас там хранятся двести миллионов бутылок шампанского. — Она подняла сияющие глаза. — Двести миллионов бутылок!
— А сколько пузырьков! — пошутил Энцо.
Куда ни глянь, всюду виднелись вывески производителей и продавцов шампанского: Гобийяр, Трибо, Лок-ре-Лашо, Лопе Мартен, Рауль Колле, Блиар. На площади Болье они повернули на улицу Храма, круто забиравшую в гору, миновали обнесенный стеной сад при доме кюре и вышли на мозаичную дорожку из полированных и неполированных гранитных плит, ведущую к заднему фасаду церковного нефа. Боковая дверь под остроконечным каменным портиком была приоткрыта. Им посчастливилось добраться до одной из величайших святынь бога шампанского раньше туристов. Войдя в прохладный полумрак, они невольно прониклись торжественной тишиной и ступали мягко и осторожно, ограничив общение обменом взглядами или короткими репликами.
Энцо впервые понял, что такое дежавю. Солнечный свет сочился через три высоких витражных окна над алтарем, в точности как на фотографии с веб-сайта. Полированная черная плита дома Периньона с памятной надписью соседствовала с могилой дома Жана Руайе, последнего здешнего abbé régulier,[45]почившего в 1527 году, почти за два столетия до самого Периньона. Внимательно рассмотрев обшивку боковых стен передней части нефа, Маклеод решил, что за ними вполне реально спрятать тело или его части, но оторвать и поставить на место деревянные панели, не оставив следов, невозможно.
— Посмотрите, — шепотом позвал Раффин, и они подошли к резному позолоченному ларцу, стоявшему на мраморном столике сбоку от алтаря. Это был реликварий с мощами святого Нивара, архиепископа реймского, основавшего аббатство в 650 году. Кости архиепископа, прекрасно различимые через овальные застекленные отверстия, были связаны старинной лентой, а череп, казалось, взирал на них темными провалами глазниц. — Вам не кажется, что…
Энцо покачал головой:
— На руках Гейяра оставалась плоть, когда убийцы клали их в сундук. Это было бы очень заметно под стеклом. Кроме того, кто-нибудь обратил бы внимание на запах…
Раффин с отвращением сморщил нос и отвернулся к сияющим трубам органа, поднимавшимся по дальней стене нефа до самого свода.
— Тут нелегко спрятать расчлененного покойника, — изрек он.
Скрепя сердце Энцо вынужден был с ним согласиться. Он не знал, что именно собирался здесь искать, надеялся — очевидное само попадется на глаза, как фонтан в Тулузе, но голые, побеленные известкой стены, простые деревянные панели без малейших царапин, статуи святых, росписи на библейские темы и холодный каменный пол не давали ни малейшей пищи воображению. Он прошел в конец нефа, где был установлен мраморный памятник павшим в двух войнах. Глядя на список имен, Маклеод гадал, имеют ли они какое-либо отношение к Гейяру, но интуиция подсказывала, что ищет он не там. Энцо оглянулся на каменный алтарь с колоннами, распятием и молящимися ангелами, и в его душу закралось сомнение, правильно ли он расшифровал подсказки.
В этот момент церковь заполнили звуки хорала в исполнении нежных сопрано, мощным эхом отразившиеся от старинных каменных стен. Конечно, это стереосистема с таймером и потайные динамики, но эффект был почти сверхъестественным — у Маклеода даже волосы шевельнулись. Депрессия опускалась на него черной тучей. Он успел поднять ожидания на такой уровень, где почти невозможно принять поражение, но понятия не имел, что теперь искать и куда идти.
Шарлотта сидела в первом ряду, пролистывая буклеты. Она повернулась, посмотрела на Энцо, и ее сильный голос перекрыл хор сопрано:
— Одной из подсказок была бутылка «Дом Периньон»?
Энцо кивнул.
— А что, если они спрятали тело не в Отвилье, а в Эперне, в винных погребах «Моэ и Шандон», где, собственно, и хранятся запасы «Дом Периньон»?
Раффин повернулся к Энцо:
— А ведь это мысль!
Энцо не разделял подобной уверенности — все подсказки вели в Отвилье, а не в Эперне, но возразить по существу было нечего.
— Возможно, — пожал он плечами.
III
Кирпичные туннели с арочными сводами терялись во влажном тумане, клубившемся вокруг лампочек.
— Температура в погребах круглый год остается в пределах десяти — двенадцати градусов, — говорила девушка-экскурсовод. — Влажность тоже постоянная, от семидесяти пяти до восьмидесяти процентов.
Энцо била зябкая дрожь от подземной стылой сырости после утреннего солнца. Тысячи, десятки тысяч бутылок темно-зеленого стекла, разделенные деревянными планками, горизонтальными рядами лежали вдоль стен; бутылочные туннели уходили вдаль насколько хватало глаз. На А-образных подставках, называемых пюпитрами, бутылки лежали горлышками вниз.
