Кайла она чисто из вредности игнорировала, от предложения поесть отказалась, о чем, впрочем, потом пожалела. От предложения постоять у штурвала тоже отказалась, хотя очень хотелось. Но она не собиралась так быстро дать понять Падрону, что его возмутительный поступок в данный конкретный момент вызывает у нее чуть ли не чувство благодарности.
Потому что стоять у поручня и смотреть, как нос яхты режет безупречную гладь моря, взбивая ее в блистающие брызги, было именно тем, что ей, оказывается, сейчас и нужно. Она чувствовала себя частью этого бескрайнего и светлого пространства. Частью маленькой и, возможно, незначительной, но зато напрочь лишенной беспокойства и терзаний. А вместо них в душе поселились гармония и покой, пусть даже только на время.
К цели назначения они подошли уже на закате. И закат был хорош, играя всеми красками от золота до пурпура, и остров разворачивался перед ними, как опытная стриптизерша — показывая сначала темную зелень деревьев, потом светло-желтые пески пляжей и уж в конце, как и положено — белопенное тонкое кружево прибоя. Ник смогла бы насладиться этой красотой сполна, если бы не была так голодна.
На причал спрыгнула первой, качнувшись от непривычной устойчивости деревянных досок под ногами. Отошла на пару шагов, давая место Кайлу.
— Ну что, Робинзон, давай, корми свою Пятницу.
Кайл вздохнул.
— Дай мне хотя бы полчаса, Пятница.
Пока Кайл отпирал дом — весьма уютный на вид, при этом светлый и изящный, пока перетаскивал вещи с яхты на берег, Ник отправилась знакомиться с островом в компании с выданным ей в виде акта милосердия яблоком. Не собиралась она помогать Кайлу, привез ее сюда, не спросив ее желания — пусть сам все делает. Но ворчала она лишь из упрямства, магия этого места исподволь покоряла ее, и обратно к дому она вернулась совершенно неспособной ругаться с Кайлом. Коварный план Падрона начинал работать на него.
— Эй, Пятница! — окликнул он ее откуда-то из глубины дома. — Хочешь есть — иди, помогай!
За фото Падрона с полотенцем, повязанным поверх джинсов вокруг бедер, и здоровенным тесаком в руках папарацци продали бы душу. Если бы она у них была.
Но папарацци здесь не было. Была только Ник. И…
— Как ты режешь?
— Как, как? Ножом! — огрызается Ник. Ей в самых буйных фантазиях не представлялось, что она с Кайлом на кухне будет что-то готовить. И что он ее будет пилить за то, что она что-то делает не так.
— Тоньше режь!
— Сам режь! — бросает раздраженно нож.
Кайл вздыхает, сдувая упавшую на глаза прядь волос.
— Иди хлеб порежь, что ли… Там трудно что-то испортить.
Послать бы его ко всем чертям, но есть очень хочется! И Николь идет терзать хлеб. И исподтишка наблюдает за тем, как загорелые длинные пальцы смыкаются вокруг ручки ножа. Все так же уверенно, как и на руле. И на быстрые точные движения, которыми он пытается исправить то, что натворила с овощами Ники.
— Ты не только рыбак и бандит с большой дороги…
— Тогда уж не бандит, а пират, — со смешком поправляет ее Кайл, отправляя порцию ажурно нашинкованного разноцветья в салатницу.
— Пират, — соглашается Ник, — и еще работорговец. Да ко всем этим талантам еще и повар, — и язвительно добавляет: — Ты полон сюрпризов, дорогой именинник.
— Я сегодня уже не именинник, — Кайл мигрирует к плите, переворачивает мясо. — А что касается повара… Не могу сказать, что я мега-талант в этой области. Просто у нас в семье приготовление пищи — это нечто вроде культа… или искусства. К которому я, впрочем, был всегда равнодушен, предпочитая другие забавы.
— Да? А так и не заметно, — Ник кивает в сторону плиты. — Пахнет обалденно. Что, гены проснулись?
— Не знаю, — усмехается Кайл. — Думаю, дело, скорее всего, в том, что за все мои детские проказы меня часто ссылали на кухню — помогать бабушке. А уж она была повариха от Бога. Так что, наверное, что-то она все-таки сумела в меня вбить.
— Жду не дождусь, когда смогу это оценить, — вздыхает Ник. Это у нее получается настолько жалобно, что Кайл едва подавляет в себе желание подойти и чмокнуть ее в макушку. Проголодалась, упрямая девчонка.
Ужинали они на открытом воздухе, на веранде. Тихий шепот моря, легкий теплый бриз, мерцающее пламя свечей — самая что ни на есть романтическая обстановка. Только вот атмосфера за самим столом царила отнюдь не романтическая. Ник едва не загибалась от хохота, слушая истории времен зарождения спортивной карьеры великого Падрона. Как это не вязалось одно с другим — запредельно гордый Кайл и эти забавные эпизоды, полные самоиронии и насмешек над тем самим собой, юным и болезненно амбициозным. Но это было. У Ник уже не было сил смеяться.
— Ты все сочиняешь! Этого не может быть, — простонала она, вытирая слезы.
— Честное слово. Все так и было, — Кайл довольно улыбается, отпивая вина и наблюдая за веселящейся Ник. — Я так и выскочил из машины с рулем. Механики потом долго ломали голову, но все равно не смогли понять, как я его умудрился голыми руками за секунду выдрать из гнезда крепления…
— Ой, хватиииит… — Ник шмыгает носом. — Перестань! У меня уже щеки болят.
— Вот так говоришь чистую правду — а тебе не верят, — не сдается Кайл.
— Верю, верю… — отмахивается Ник. И переводит разговор в другое русло: — Ты мне лучше скажи, Падрон, почему ты Падрон?
— Не понял? — вопросительно выгибает бровь Кайл.
— Ну не итальянская же фамилия! — поясняет Ники.
— А, ты про это… Случайность, не более. В одной из гонок мою фамилию переврали. Вместо «Падрони» в итоговом протоколе написали «Падрон».
— И что? Нельзя было исправить?
— Можно, — пожимает плечами Кайл. — Только эта фамилия значилась в протоколе на первой строчке. Я выиграл ту гонку. Первую в своей спортивной карьере гонку. И поэтому я решил — раз выиграл Падрон, то…
Ники усмехается.
— Да, глупо, я знаю, — Кайл раздраженно морщится. — Но я тогда особым умом не отличался. Да и суеверен был…
Почему же был? Безусловно, поумнел, но по-прежнему суеверен. Чего стоят их ритуалы перед гонкой — на удачу. Ох, лучше об этом не вспоминать! Как же ей этого не хватает — его горячей, твердой, с камешками мозолей от руля ладони, сжимающей ее руку. И губы — тоже горячие, твердые и необъяснимо нежные. И когда же она успела это оценить — поцелуй был кратким, почти мимолетным? Но помнила — помнила так ясно, четко, буквально и… Да что же за время она выбрала, чтобы вспоминать об этом?!
— Значит, ты на самом деле — Падрони?
— Угу. Отец меня чуть не убил за смену фамилии, — вздыхает Кайл. — Полгода со мной не разговаривал.
— Имя у тебя тоже не очень-то итальянское, насколько я могу судить…
— В честь шведского деда назвали, — хмыкает Кайл.
