Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
– Ни капельки. Да если бы Мигунов и пригласил меня, я не пошла бы: я всегда относилась к нему с… неуважением.
– Были основания?
– Без всяких оснований. Просто человек мне не нравился: строил из себя этакого неотразимого покорителя женских сердец, сыпал пошловатыми комплиментами…
Тут Жанна была права. Мне самому доводилось видеть и слышать, как Мигунов пытался обхаживать появившуюся в гарнизоне красивую докторшу и как разбивались его притязания о ее неприступность. И все-таки… «Женщина чаще всего просит не делать того, чего она так страстно и искренне желает», – вспомнилось когда-то прочитанное. Разве признается Жанна в своих чувствах после происшедшего? Не всякая простушка открыла бы свою тайну. А Жанна умная, сообразительная женщина, могла сразу догадаться, что к чему. Не предпочтительнее ли поговорить с ней в открытую?…
– Эту заколку я нашел у Мигунова. Как она к нему попала, вам лучше знать.
Жанна равнодушно пожала плечами.
– Ума не приложу. Наверное, нашел или украл – он не раз приходил к Андрею.
– Зачем ему это? – не согласился я. – Извините, Жанна Джавидовна, но в его дневнике в списке любовниц я обнаружил и ваше имя. И дата стоит – тринадцатого мая.
Жанна стиснула зубы, в глазах сверкнули молнии.
Какие это были глаза! Громадные, пылающие гневом, ненавистью. Она кусала губы, и видно было, какая буря бушевала в ее душе. И от этого лицо ее показалось мне еще прекраснее: чистое как яичко, черные круто изогнутые брови, прямой, с едва заметной горбинкой нос, придающий лицу твердый характер, недоступность.
Я на время забыл, зачем пришел, и, видимо, слишком долго не отрывал от лица взгляда. Хорошо, что Жанна не обратила на это внимания – ей было не до моих любований.
– Подлец! – еле слышно выдохнула она. – Теперь понятно зачем: решил отомстить за то, что я отшила его и отдала предпочтение Андрею. И вы подумали… Не знаю, чем он завоевывал симпатии у женщин, да и у вас, командиров, за что вы продвигали его по службе, а у меня он всегда вызывал неприязнь: этакий прилизанный херувимчик, играющий на публику. Бог его покарал. Жаль Андрея. – Помолчала, кусая губу. – И что вы решили делать с этой заколкой?
Ее негодование, ее аргументы были так убедительны, а глаза и лицо так правдивы, что я поверил ей. Мне искренне стало ее жаль. Я протянул заколку.
– Возьмите. Не хочу, чтобы Андрея и вас пачкали грязью. Простите. – Повернулся и направился к выходу.
3
Вечер был жаркий, тягостный; духота не спадала, несмотря на то, что солнце уже скрылось за горизонтом. И на душе у меня было скверно и тягостно, я испытывал гнетущее чувство, будто поступил в отношении Жанны не так, как следовало, сказал что-то не то. Да, разговор получился далеко не дипломатичный и не утешительный; я не только ничего путного не узнал о причине катастрофы, но и поставил себя в дурацкое положение: высказал необоснованное подозрение, рассердил женщину, вследствие чего пришлось просить прощение.
«Не знаю, чем он завоевывал симпатию у женщин, да и у вас, командиров, – звучал в ушах ее голос, – за что вы продвигали его по службе, но у меня он всегда вызывал неприязнь: этакий прилизанный херувимчик…»
Вроде бы убедительно. Но как заколка оказалась у Мигунова? То, что Сергей был легкомысленный ловелас, «этакий прилизанный херувимчик», Жанна права. Но чтобы он слишком хвастался своими победами, я сказать не мог – Сергей умел держаться в рамках приличия, и я не слышал, чтобы он афишировал о связях с замужними женщинами. Больше о нем говорили сами женщины, считая достоинством, если он уделил кому-то внимание…
В столовой ужин подходил к концу, но летчики, похоже, не торопились расходиться, оживленно о чем-то спорили. При моем появлении замолчали и отвели от меня глаза. Такого раньше не бывало, отношения с сослуживцами я строил ровно: сам перед начальниками не гнул спину и подчиненным не позволял передо мной угодничать, на корню пресекал подхалимаж, за что меня уважали. Значит, что-то стряслось еще…
Ко мне подошел дежурный по столовой и, кивнув на зал командного состава, сообщил, что меня разыскивал генерал Возницкий. Я направился туда.
За столом сидела вся комиссия, восемь старших офицеров во главе с генералом. Я пожелал им приятного аппетита и, не спрашивая разрешения, сел с краю, рядом с подполковником, инженером по спецоборудованию. Генерал зыркнул на меня недовольным взглядом и сказал с ехидцей:
– Оно, конечно, появляться хозяину первым в столовой – не признак хорошего тона, но и заставлять гостей ждать – не делает ему чести.
– Извините. – Я не стал объяснять причину опоздания.
– Выразить соболезнование семьям погибших дело, конечно, важное, – продолжил генерал, – но с этим можно было и не торопиться. Тем более что при расследовании катастрофы выяснились новые обстоятельства.
Генерал сделал паузу, не спуская с меня пронзающего взгляда. И сердце у меня екнуло: неужто подтвердились мои подозрения относительно преднамеренного тарана? Но откуда?… Заколку я забрал, дневник мы с Романовым сожгли.
– … Вы доложили нам, что вчера утором при осмотре мест падений самолетов удалось обнаружить только останки тела летчика Мигунова. От второго пилота ничего не осталось. А катапультное кресло или какие-либо детали от него вы не нашли?
– Нет. Детали самолета разбросаны далеко, а кругом густые заросли… Я оставил там группу поиска.
Генерал в раздумье пожевал губами.
– По обломкам самолета можно предположить, что летчик Хмуров катапультировался. Правда, найти его пока не удалось. Что думаете вы по этому поводу?
Я был ошарашен. Хмуров катапультировался? Чушь какая-то. Самолеты столкнулись, взорвались. От Мигунова остались только клочья одежды… Какие же шансы спастись были у Хмурова? Никаких. Сила удара и взрыва были такие мощные, что летчик вряд ли успел что-то сообразить. Даже если бы произошел отстрел катапультного кресла, пилот не остался бы жив.
– Вы нашли кресло? – вырвалось у меня.
– Пока, к сожалению, нет, вы же видели, какие там, в предгорье заросли.
– Если бы Хмуров остался жив, он сообщил бы, – возразил я.
– А если он ранен, при приземлении сломал ногу или еще что?
– Мы вчера облетали район падения на вертолете, тщательно обследовали каждый клочок, но ни парашюта, никаких других примет, что Хмуров спасся, не обнаружили…
– Н… да, – генерал отвел наконец свой пронзающий взгляд. – Завтра надо продолжить поиски. И пока не найдем пилота живого или мертвого, я ничего обстоятельного не могу доложить командующему.
Он допил чай и поднялся. Все члены комиссии последовали его примеру.
4
Несмотря на то, что двое суток я не сомкнул глаз, сон не шел. Я лежал, уставившись в потолок, и мысли мои неотступно крутились вокруг ночного полета, рисуя в воображении довольно явственные картины сближения самолетов, их столкновение, взрыв и падающие обломки. Если Хмуров катапультировался, значит, взорвался в небе только истребитель Мигунова. Хмурова – пролетел еще какое-то время, пока пилот не убедился, что машина повреждена и неуправляема, только после этого принял решение. Значит… Значит, невнятное «кэзе» вовсе не сокращенное «командир звеана», а довольно прижившееся оскорбительное – «козел». И не «штука», а «сука»… Значит…
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
