— Совісті у вас немає! Я ледве не збожеволіла, поки в новинах не побачила, що все добре.***
Потребовалось немало усилий, чтобы смягчить воинственный настрой матери и хотя бы слегка успокоить её. Они пересказали ей историю с похищением, по возможности стараясь не пугать напрасно и не сгущать краски — ведь всё плохое осталось позади.
Ну, а дальше мама решительно приняла вожжи домоуправления в свои крепкие руки. Дочь и зять были накормлены наспех сварганенным поздним ужином, несмотря на их протесты и отказы. Затем пробудилась голодная Алиночка, которая заснула ещё в машине, по дороге домой, и бабушка непререкаемым тоном заявила, что внучка до утра будет полностью на её попечении, поскольку изнервничавшимся и уставшим родителям необходимо хорошо отдохнуть. Она заставила Галинку нацедить на ночь молока в бутылочку и чуть ли не пинками загнала дочь, а вслед за ней и Белецкого, в спальню, пригрозив, что если понадобится — она запрёт их снаружи.
Галинка думала, что отныне ни за что на свете, никогда даже просто не спустит Алиночку с рук. Она действительно собиралась всё время находиться рядом с дочкой, панически боясь снова испытать то, что пережила накануне. Но, как ни странно, действия матери не вызвали у Галинки никакого внутреннего протеста. Осознание того, что теперь девочка в надёжных руках, сработало как успокоительное и одновременно снотворное. Скинув со своих плеч груз ответственности и заботы, она почувствовала, что и в самом деле просто умирает от усталости. Банальной физической усталости.
Галинка чуть не заснула, стоя под горячим душем, и выползла оттуда, как сомнабула. Впрочем, муж тоже катастрофически вымотался за этот бесконечный день, поэтому, добравшись до постели, они оба просто рухнули туда, как подкошенные, и уснули в ту же секунду.
___________________________
*Что — “мама”? Почему я должна такие новости узнавать от соседей? Так трудно было позвонить? (здесь и далее — перевод с укр.)
**А ты вообще молчи, пока под горячую руку не попал. А то и тебе влетит!..
***Вот же бессовестные! Я чуть с ума не сошла, пока в новостях не увидела, что всё нормально.
Похитительницей оказалась сбрендившая поклонница Белецкого. С ней уже вели работу специалисты-психиатры. У бедняги действительно поехала крыша на почве своей отчаянной фанатской любви: женщина вбила себе в голову, что Алина — её дочь. Её и Белецкого.
До недавнего времени она жила в Воронеже, где однажды побывал с гастролями московский театр. Много лет увлечённая творчеством Белецкого, “Тонечка” подкараулила его после спектакля у служебного входа, подарила цветы, поблагодарила за чудесный вечер и попросила автограф. Он вежливо побеседовал с ней и ещё несколькими поклонницами, дожидавшимся его после представления, а затем распрощался и отбыл вместе с труппой.
Всего пара-тройка минут формального общения, но… этого оказалось достаточно, чтобы окончательно сойти с ума. “Тонечка” действительно искренне поверила в то, что они с известным артистом каким-то непостижимым образом успели провести вместе ночь, в результате чего она забеременела, а девять месяцев спустя на свет появилась Алина. Она даже весьма достоверно описала процесс своих родов, хотя, как выяснилось, вообще никогда не рожала.
В сознании у несчастной женщины всё перевернулось с ног на голову до такой степени, что она считала, будто это Галинка выкрала у неё младенца прямо из роддома, воспользовавшись своими деньгами и связями. Она была уверена, что молодая жена Белецкого просто запудрила ему мозги и убедила в том, что это их совместный ребёнок. Так что “Тонечка” всего-навсего забирала своё: Галинка похитила у неё дочь, а теперь она сама отняла малышку у Галинки.
Похитительница основательно подготовилась, продала свою воронежскую квартиру и сняла жильё в Москве. Каждое утро она являлась к дому, где жил Белецкий с женой и дочерью, и подкарауливала Галинку во дворе, выдавая себя за соседку. Она дотошно изучила расписание артиста и точно знала, во сколько он выезжает из дома по утрам, во сколько возвращается после спектаклей. Она упорно втиралась в доверие к его жене и терпеливо выжидала удобного момента. В снятой ею квартире всё давно было подготовлено и куплено для малышки, дожидаясь её появления: детская одежда, игрушки, кроватка, коляска, бутылочки и даже памперсы…
За то время, что Алина провела с похитительницей, лже-мама не причинила ей никакого вреда. Напротив, она окружила её поистине материнской заботой и лаской. Она по-настоящему любила её и верила, что вскоре пелена спадёт с глаз Белецкого, он вспомнит о своей любви к "Тонечке", устыдится и вернётся к ней, бросив свою обманщицу-жену. И они будут втроём жить долго и счастливо…
Узнав все эти подробности, Галинка почувствовала даже некоторое подобие жалости. Эта сумасшедшая женщина действительно уверовала в то, что является мамой чужой дочери, её сердце действительно было полно любви к Алиночке и, вероятно, разрывалось от боли в разлуке… Галинка и хотела бы её ненавидеть — но при всём желании не могла. Тонечка и так получила по заслугам — её при любом раскладе ожидала психиатрическая больница.
Чудесные запахи, разливающиеся из кухни по всей квартире, разбудили и Белецкого.
— Ммм… — произнёс он, — чую, тётя Ксана оседлала своего любимого конька — принялась готовить как на роту солдат. И каждый день — непременная смена меню из десяти блюд… Я просто обожаю свою тёщу, — он протяжно зевнул.
Галинка лежала к нему спиной, но услышала по голосу, что он довольно улыбается и вообще проснулся в отличном настроении.
— А больше всего я обожаю свою жену, — руки мужа обхватили её талию, и он притянул её к себе, прижав к своему животу. Она даже спиной, через пижаму, почувствовала, какой он был горячий и… горячий. Похоже, аппетит у него разыгрался не только на еду.
— Как же я тебя хочу, — глухо пробормотал он, ещё не окончательно проснувшись и уткнувшись носом ей в затылок, пока его ладони, забравшись под ткань пижамы, поглаживали Галинкину грудь — аккуратно, почти невесомо, точно примеряясь. — Какая же ты красивая…
— Красивая? — блаженная лёгкость и нега, овладевшие было Галинкой, улетучились без следа. — Да уж, красотка, каких поискать… — добавила она с нервным смешком.
— Не понял, — голос мужа посерьёзнел. Он перевернул Галинку лицом к себе, с тревогой заглянул в глаза, приподнявшись на локте.
