Госпожа Глызина подивилась настырности жандарма.
– Есть, конечно… Две кухарки, кучер, прачка, истопник, садовник…
– О, сударыня, у вас довольно приличный список прислуги! Вероятно, ведение домашнего хозяйства требует немалых сил?
Женщина тяжко вздохнула:
– Да, да, вы совершенно правы… Однако идёмте, я провожу вас в кабинет мужа.
Полянский пристрастно осмотрел письменный стол купца Глызина, но, увы, не обнаружил ничего подозрительного.
– А где ваш муж хранил бриллиант? – поинтересовался он у хозяйки.
Та подошла к стене и сдвинула картину в сторону:
– Вот здесь. Но я не знаю шифра.
– Не суть важно…
Полянский внимательно обследовал сейф: следов взлома заметно не было.
– Как думаете, бриллиант по-прежнему здесь, в сейфе? – спросил он хозяйку.
Анастасия Николаевна пожала плечами:
– Понятия не имею. Увы, в последнее время муж редко посвящал меня в свои планы… Хотя… кажется, он отвёз камень в банк Петровского.
– Петровского? – машинально переспросил поручик.
– Да. Перед тем, как пропасть, Василий Иванович посещал этот банк вместе с дворецким.
– Так, так… – Полянский расположился за письменным столом. – Начнём, пожалуй, с дворецкого.
* * *
Макар, дворецкий Глызиных, робко вошёл в хозяйский кабинет. Полянский по привычке, появившейся у него отчего-то именно во время службы в жандармерии, многозначительно протянул:
– Так, та-а-ак… Ну, присаживайся, голубчик.
У дворецкого сердце упало в пятки: невольно он ощутил на руках и ногах холод кандалов.
– Расскажи-ка мне, любезный, что интересного происходило в последнее время в семействе твоих хозяев?
Макар сжался от страха, однако промолчать не посмел:
– Вы, сударь, небось, хотите знать про барина нашего, Василия Ивановича?
– Верно, верно. Хочу разобраться, отчего он пропал, – подтвердил Полянский.
– Так вот, господин жандарм, что я вам скажу… – Макар осёкся и с опаской оглянулся на дверь.
– Не бойся, говори. И называй меня лучше Алексеем Фёдоровичем или господином следователем.
– Хорошо, господин следователь, – кивнул дворецкий. – Соображения у меня, господин следователь, некоторые имеются…
– Так, так… И какие же? – подался вперёд Полянский.
– Не так давно приезжал Илья Иванович, младший брат нашего барина. Так вот промеж них ссора вышла. Вроде как из-за бриллианта энтого… Василий Иванович не хотел им с братом делиться…
«Вот она – ниточка!» – решил про себя поручик, а вслух сказал:
– Делиться, говоришь?.. А разве не сам Глызин-старший привёз сей камушек из Франции, как в газете пишут?
– Да то мне неведомо, господин следователь. Знаю только, что барин с барыней повздорили с неделю назад, вот она в него шкатулочкой и пульнула… Шкатулочка та пополам раскололася, а камушек драгоценный из неё случайно и выпал. Вот как всё было. А сама-то шкатулочка вроде как барину нашему досталася на войне во Франции как трофей.
– Так, так… Продолжай, любезный… Что ещё в доме интересного намедни случилось?
– Ещё мамзель Амалия, гувернантка юной барыни, постоянно куда-то бегает по вечерам. Говорят, кавалер, дескать, у неё. Токмо кто ж его видел? – охотно продолжил разговорившийся дворецкий.
Полянский задумался: «Амалия… Гувернантка… Француженка?»
– Скажи-ка, любезный, а гувернантка сия случаем не француженка?
– Истинно так, господин следователь, – услужливо подтвердил Макар.
«Стало быть, Амалия – француженка, а Василий Глызин, будучи хорунжим, привёз бриллиант из Франции… Военный трофей? Но трофеи, как известно, никто не презентует, их, скорее, присваивают силой на правах победителя».
* * *
После дворецкого в кабинет вошла горничная Прасковья. Та сразу же начала с «неподобающего поведения» мадемуазель Амалии.
– Уж больно мнит о себе высоко! А сама-то тоже, поди, барам нашим прислуживает! Только никак всё забыть не может, что происходит из знатного французского роду. Держится, словно столбовая дворянка! И правильно её наша барыня за волосы оттаскала!
– Да ну? И за что же такая немилость? – оживился Полянский.
– Так Анастасия Николаевна думала, что Амалия – полюбовница мужа её, то есть барина нашего. Вона как! – важно пояснила всезнающая Прасковья.
– А на самом деле?
Горничная пожала плечами:
– Да бес её знает. Куды-то всё бегает по вечерам… Пару раз даже ночевать не приходила, и Полину барыне самой спать пришлось укладывать… Ох, неспроста это всё, господин следователь!
– Точно, неспроста… – покладисто согласился тот.
* * *
После горничной настала очередь мадемуазель Амалии. Француженка спокойно и уверенно вошла в кабинет и села напротив Полянского.
– Добрый день, сударь, – сказала молодая женщина мелодичным голоском с лёгким приятным акцентом.
Полянский замер: «Бог мой! До чего же знакомый акцент! Неужели баронесса фон Штейн заделалась на сей раз гувернанткой? Или я схожу с ума?»
– Сударыня, давно ли вы служите в доме Глызиных?
– С прошлого лета.
«Служить гувернанткой и успевать поворачивать такие афёры? Нет, нет… Это, увы, невозможно… Однако проверить всё равно надо».
– Сударыня, поймите меня правильно, но я хотел бы подробнее узнать о вашем происхождении.
Француженка удивлённо приподняла правую бровь.
– Я происхожу из известного французского рода де Сон, моя матушка – урождённая де Морней Плесси. Увы, война разорила наше семейство. Отец умер, замок постепенно пришёл в упадок и пошёл с молотка. Я же от безвыходности отправилась в Россию…
– Так, так… – Полянский обмакнул перо в чернильницу и что-то записал на листке бумаги. – Простите, ещё один щекотливый вопрос: в каких отношениях вы, мадемуазель, состоите с Василием Глызиным?
Девушка передёрнула плечиком:
– О! Так бы сразу и спросили: любовники мы или нет? Отвечаю вам решительно: НЕТ!!! Хотя и подозреваю, что хозяин питает ко мне некоторый интерес. Но, поверьте, он никогда не переступал границ приличия.
– Вы прекрасно владеете русским языком, – заметил Полянский.
– Благодарю. Во-первых, я уже два года в России, а во-вторых, у меня врождённая способность к языкам. Помимо русского я свободно владею также английским, итальянским и немецким.
– А что, сударыня, вы думаете об исчезновении господина Глызина?
