Мы надолго зависли, переваривая услышанное. Я теребила кончик шнурка, свисавшего с капюшона куртки, рассеянно уставившись перед собой, Гришка переводил непонимающий взгляд с одной на другую, Ника нетерпеливо притоптывала ногой, бросая короткие взгляды на дверь.
— Если бы его укусили, он бы пах по-другому, — наконец, я решилась озвучить размышления.
— Может, это произошло недавно и запах не успел измениться, — пожала плечами Ника, на что я только досадливо поморщилась:
— Укусов на нем тоже не было, я осмотрела труп со всех сторон.
Мы снова замолчали.
— А нельзя его было вывести? — следующим нарушил тишину Гришка. Предположение было настолько абсурдным, что мы синхронно фыркнули. — Ну чего? — обиделся парень. — Я фильм смотрел, там людей выращивали, как картоху! Вот и его… Как гомункулуса, во!
— Не неси чушь, — отрезала я, улавливая звук хлопнувшей калитки и тихие пока разговоры. — Его не в пробирке вырастили!
— Почем тебе знать? — Гришка, вдохновившись голливудскими блокбастерами, был готов бороться за свою идею, но в этот момент дверь открылась, впуская в облаке снега и белого рассеянного света участкового и Глафиру Алексеевну. Вид у обоих был не слишком довольный.
— Эта гадина вчера зашла, как к себе домой, сыну голову заморочила — дескать, мамка послала за ключами, спокойно их взяла и ушла! — на одном дыхании гневно выдохнула Глафира Алексеевна, падая на кушетку. Алексей Михайлович хмуро кивнул.
— Ну он хоть помнит, как она выглядела? — с надеждой спросила я.
— Как обычная бабка — у нас их полдеревни, — досадливо отозвался участковый. — Ребенок, что с него взять? Вот что, — он посмотрел на меня, выразительно указав подбородком в сторону выхода. — Давайте, я с этим разберусь, а вы пока идите, если что известно будет, я сообщу.
Нам ничего не оставалось, кроме как покинуть медпункт. На улице небо окончательно затянуло белой дымкой, на землю падали крупные хлопья снега и казалось, на окружающий пейзаж внезапно вылили молоко — дорога, крыши домов, даже курящийся дымок из труб, все было белым.
— И чего теперь? — мы остановились у развилки. Гришка собирался навестить отца, мы с Никой направлялись домой.
— Надо подумать, — сестрица притоптывала ногами, явно замерзая, хотя на улице было тепло — градусов десять холода, да и ветра нет — сухие листья на деревьях замерли, неподвижные.
— Я сегодня баню топлю, — уже заворачивая по тропинке к дому, бросил парень. — Приходите.
— Баня это хорошо, — простучала зубами Ника. Сунув руки в карманы, мы снова пересекли мост и быстро двинулись в сторону моего дома. В полнейшей тишине было слышно, как распелись птицы в недалеком лесу. — Ты не боишься?
— Чего? — впустив ее в дом, я подбросила поленьев в печь, хотя, как по мне, так температура в доме была нормальной. Но сестрица все равно тут же забралась на теплую печь.
— Тишины, — когда я уже забыла о вопросе, она озвучила ответ. Я пожала плечами и полезла в погреб — жутко захотелось грибного супа. Завтрак прошел нервно, а последующие потрясения только усугубили дело.
— Почему я должна ее бояться?
— Я бы боялась, — задумчиво ответила сестрица, смотря в окно, залепленное белым снегом. — Лес рядом, а вокруг никого. Полное, абсолютное одиночество.
И нет защиты от тьмы, которая найдет тебя везде — она это не сказала, но я догадалась. Похоже, сестричка откусила кусок не по зубам.
— Одиночество, как же, — вместо этого фыркнула я, появляясь из погреба с миской соленых грибов и тремя картофелинами. — Я уже и забыла, что это такое…
На некоторое время мы замолчали, каждая занятая своими мыслями, но, когда суп был готов и мы собрались за столом, разговор вновь закрутился вокруг творящейся чертовщины.
— Можно попробовать пробежаться по деревне ночью, понюхать, вдруг, что и учую? — не слишком уверенно предложила я. Ника тоже энтузиазмом не прониклась:
— А если кто-то увидит? Да и толку? След останется, только если совсем свежий… Надо алтарь искать, не в доме же она жертвы приносит?
— Тебе виднее, — поежилась я. За окном разгулялась уже настоящая метель, утихший было ветер взвыл с новой силой, сугробы намело до середины крыльца. В такую погоду выходить из дома не хотелось, и, думаю, ведьма тоже не высунется.
Но на душе было тревожно — если она поднимет вурдалака, что тогда? На кого он нападет первым? Ладно я — моя роль еще не ясна в этой истории, но Гришка и участковый засветились по полной, что же мне, бегать на четырех лапах от одного дома к другому? Снова ждать, пока она сделает следующий шаг?
— Если до завтра участковый ничего не выяснит, пойдем обнюхивать каждый дом, — хмуро подвела я итог.
До вечера так никто и не появился — я бросала тревожные взгляды в окно, но снег к темноте только усилился, наметая сугробы под окнами — тропинку к сараю и туалету пришлось уже прокапывать. В самом сарае было тепло, печка работала исправно и, вычистив хлев, я нашла успокоение на чердаке, перебирая сушеные травы в поисках наиболее подходящих сочетаний для отпугивания нечисти. Тем более, что из чердачного окошка было хорошо видно мост и вообще весь наш берег. Было бы — если бы не снег. А так, только неясные силуэты домов. Когда стемнело, видимость еще ухудшилась, поэтому Машку я скорее услышала, чем увидела.
Уже в сумерках хлопнула калитка, впуская спешащую к дому женщину. Шаги были торопливыми, суматошными и я, понимая, что она не пришла бы без причины, вывалилась из сарая прямо перед ней, наверняка напугав.
— Ох ты ж Господи! — перекрестилась она. — Здрасте вашему дому!
— И вам, — суховато ответила я, прекрасно зная, кто причина всех этих дурацких слухов о ведьме на хуторе. Дети-то ее уже напуганные, а сама баба нет-нет да и сунет любопытный нос через забор. А чего не увидит, то додумает.
— Алиса Архиповна, горе у меня! — видимо, что-то такое увидев моем лице, расшаркиваться она перестала. Стало заметно, что под глазами у женщины залегли темные круги. — Митька, младшенький, заболел!
— Сочувствую, — настороженно отозвалась я. Крупные хлопья снега летели со всех сторон, оседая на непокрытой голове соседки.
— Гришка сказал, вы врачевать умеете, может, посмотрите? — заискивающе, что в ее исполнении получилось более чем угрожающе, спросила Машка. — Неделю как сдыхоть на кровати валяется… Температуру уж чем только сбивать не пробовала, а врач ажно в городе, только через неделю появится, Глашка только и может, что своими уколами пичкать, а они не помогают нисколько!
К концу этого страстного монолога голос ее сорвался, выдавая панику. Я вздохнула.
— Идите домой, я скоро приду.
Ну Гришка, болтливый твой язык…
— Может, и мне сходить? — вызвалась Ника лениво. Она уже приготовила два банных полотенца и ждала меня, но я только мотнула головой, снимая нужные мне мешочки со стен. Кто его знает, чем он болен, но пока возьмем самое основное…
