Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Мистер Торп все еще усердно выздоравливал в изоляторе, когда корабль приплыл в Аденский залив, и мы с миссис Торп провели последний уютный день вместе, делая покупки в аденских лавчонках, выпивая в аденских барах. На берегу я получил письма. Отец сообщал, что ест как лошадь, кашель лучше, мистер Радж хозяйствует прекрасно, но не ложится допоздна. Мистер Радж писал пространно и обличительно, на этот раз без глянцевой мишуры открыточных видов: «Ни разу, мистер Денхэм, вы не ответили на мои запросы о любви, преступающей пределы требований тела. Я думал сначала, что вы слишком заняты, чтобы написать мне, но потом я вспомнил, что у вас на корабле полно свободного времени. Потом я подумал, что трудно отправлять письма, но и это неправда. И, наконец, я решил, что вы разозлились на то, что большинство белых людей сочтут наглостью цветного, рассуждающего о любви, позвольте высказать догадку, к женщине, но вы лишены расовых предрассудков. Так что мне остается думать, мистер Денхэм, что вы разленились и из-за лени не пишете вашим добрым друзьям. Ибо считаю себя хорошим другом вам и этому почтенному старику. Мистер Денхэм-старший кушает очень хорошо. В прошлое воскресенье мы с ним играли в гольф, клюшки я одолжил. О мистер Денхэм, я полагаю, что вся жизнь моя изменилась. Да, я полагаю, что влюблен. Но, следовательно, именно поэтому необходимо получить экспертное заключение, например от вас. У меня нет желания настаивать на плотском. Все, что я прошу, – это позволения быть рядом и благоговеть. И после того киносеанса в университете я не был способен пугать миссис Элис подобными домогательствами в основном потому, что она сама не желает их принимать. Более того, она говорит: «А что скажут люди?» Пусть говорят, скажу я, ибо любовь скрывать нельзя. Все, что я делаю, – это хожу в «Гиппогриф», где она работает теперь до закрытия, нуждаясь в деньгах, хотя у нее теперь есть адрес мужа, и, конечно, это ваш отец ей его дал, найдя его в рекламных объявлениях, вам же и посланных, и она написала ему с просьбой вернуться и, прибегая к ее собственным словам, «прекратить эти чертовы дурачества».
Но скоро я наберусь мужества и попрошу ее забыть об этом никчемном человеке и, когда она обретет свободу после судебных отлагательств, выйти замуж за меня. Есть огромное множество прецедентов, я видел много мужчин чернее меня, даже негров, и более того, даже представителей низших рас, сопровождавших прекрасных белых женщин и даже женившихся на них.
Мне пришлось снова побить мистера Браунлоу, на этот раз в туалете только для мужчин во дворе «Черного Лебедя». Он сильно приболел после избиения, но, надеюсь, больше не создаст неприятностей. Погода все еще холодная. Пожалуйста, не ленитесь и напишите мне, скажите, что это настоящая любовь».
Я напишу, обязательно напишу, но сначала надо было решить вопрос билетов на катер и потом, собственно, взойти на борт его с миссис Торп, а потом мы с ней в Адене напились – я не на шутку, она шутя. Когда мы вернулись на судно, она охотно пошла в мою каюту, но Чучу – темная совесть моя – спас меня от прелюбодеяния. У него были собственные ключи от каюты, и он вошел, неся мой вычищенный смокинг, чтобы увидеть миссис Торп и мистра Денхэма, спрыгнувших с койки в некотором смятении.
– Джигаджиг, – удивленно произнес Чучу, используя скромный интернациональный словарь, который, надо полагать, был ему путеводителем при увольнении на берег Роттердама, Саутгемптона и всех портов западнее Кутараджи.
И вот со стоном тяжеленного якоря корабль стал удаляться от берега, рулевой, которого мы встретили пьющим в Адене, пьяно рулил. В эту ночь он, вероятно, был вызван в Kajuit 101 на пытки – протаскивание под килем вышло из моды.
Мистер Торп через несколько дней набрал жирку, ел энергично – изголодался по любви, а я постарался подружиться с престарелым шведом. Но мой шведский ограничивался приветствиями, прощаниями, вопросами-ответами о времени – отчасти – и словом omöjlig, означавшим «невозможно». Но скоро стало omöjlig разговаривать за едой, да и во все остальное время, потому что бомбейский контингент все надирался и надирался, и горланил безбоязненные песни, вроде той, которая о христианах, брошенных ко львам.
Вскоре я нашел сей контингент конгениальным и сам принялся шумно квасить с ними в баре и в разных каютах после закрытия. Утро, когда корабль причалил в Бомбее, было пьяным вдрызг – много шампанского без завтрака, – и в каюте, куда меня пригласили (бар закрыт, его содержимое запечатано), пробки летели в потолок фейерверком, и мир стал похож на выжженную по дереву картинку моей сестрицы – той, на которой пена и пузыри. В эту каюту и доставили почтительно открытку от мистера Раджа. Сообщение гласило: «Хорошо, не отвечайте. Но, может, вы больны или мертвы, в таком случае я вас не виню. Но знаю, что такая любовь возможна, так я ей и сказал. Ваш отец в порядке. Погода сырая и холодная».
На открытке был изображен Бленхеймский дворец. Кто-то рядом увидел это и сказал:
– Дом семьи Черчилля. Старина Винни. Славные были времена, – сказал он, – девятьсот сороковые. Я был из немногих первых.
Теперь он был лыс, толст, как регбист, и глаза его наполнились слезами, когда в воображении своем он увидел потерянных однокашников.
– Славные времена, – повторил он, – а теперь взгляните на меня. Продаю слабительное узкоглазым и черномазым. О боже, боже, боже.
Он заплакал. А свирепый мужик с шевелящимися бровями, несколько раз перечитав письмо мистера Раджа, свирепо зыркнул на меня с койки и спросил:
– Почему не ответить ему? Хоть это вы можете сделать, черт побери? И что он хочет узнать?
– О платонической любви, – ответил я. – Возможна ли она.
– Она невозможна. Все знают, что невозможна. Кто-то это доказал.
– И я должен ему это сказать?
– Да, скажите, черт возьми. Нет такой. Совершенно невозможно.
– Omöjlig.
Пробка выстрелила, взлетела, пена выплеснулась на ковер.
– Скажите ему это. То, что сказали. Если он хочет женщину, то есть один-единственный способ ее иметь.
– Вот тут я не соглашусь, – сказал честный малый вида ученого, светловолосый продавец фанерной обшивки. – Есть много способов. Как минимум триста шестьдесят пять, согласно некоторым индийским экспертам.
– Да-да-да-да-да-да, все знают об этом, мы были в Индии и все читали эти чертовы книги, но на самом деле способ один, в том смысле, если разобраться. Я хочу сказать, что вся эта болтовня и треп, что духовно и как быть, сводится к застенчивости или чему-то в этом роде, или нам просто боязно, как в детстве. – Свирепые брови выплясывали что твои усы. – Скажите ему, – сказал он, – пусть оприходует ее.
– Я пошлю ему телеграмму, – уверил я. – Так и напишу.
– Да, так и сделайте. Звоните во все колокола. Возьмите телеграфный бланк и пошлите, так ему и скажите.
Часом позже разгоряченные люди, шатаясь, шли с песнями по сходням, хватаясь то за один поручень, то за другой. Замыкали шествие две монахини – черная укоризна всем нам. И всех проглотил мрачный Бомбей, а следом – мрачная Индия, лежащая за мрачными таможенными навесами и складами. И криптограмма, которая показалась мне наиболее уместной на сей раз, летела к мистеру Раджу: «Кто Однажды Познал Ужас Любовной Истомы Разве Уи́мет Тоску Естества?»
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
