Некоторое время Элена продолжала стоять у отверстия. Откуда-то чувствовался приток свежего воздуха — наверняка где-то вне пределов ее видимости имелось забранное решеткой оконце, через которое на лестницу поступал свежий воздух с улицы. Ее мысли часто возвращались к Доменико Торризи, который, как теперь и она сама, был заперт за семью замками ото всех, кто его любил и тосковал по нему. Это из-за него она находилась здесь, хотя Филиппо вполне мог воспользоваться этим инцидентом у шкафа лишь в качестве предлога для того, чтобы отделаться от нее, своей бесплодной супруги. Бесплодная! Ничего, когда придет время умирать, прежде чем из ее груди вырвется последний вздох, она еще скажет ему, что у нее был ребенок и что вовсе не ее бесплодное чрево, а его пустое семя повинно в том, что у него до сих пор нет наследника.
Элена помнила, что Мариэтта не раз рассказывала ей о том, как ее Доменико предпринимал прогулки по тесной камере и делал разные упражнения, чтобы оставаться в хорошей форме. Пока силы позволяли ей, она тоже прибегала к подобному средству, но теперь просто не могла продолжать эту неравную борьбу, и большую часть времени лежала на диване.
Новый приступ кашля заставил ее без сил упасть в кресло, и когда он миновал, она еще несколько минут сидела неподвижно, прислонившись головой к его спинке. Интересно, что же предпримет Филиппо, когда кто-нибудь из его слуг доложит ему, что она умерла? Тогда, видимо, отпадет необходимость в присутствии во дворце этой златовласки, которая и сегодняшней ночью будет изображать ее. А какая участь ждет ее чернокудрую товарку? Элена вспомнила, что женщина с темными волосами носила простое, без всяких украшений, платье из серого шелка. Отсюда следовало, что она заменила Марию на посту ее камеристки.
Элена не могла понять, как эти две, с виду, в общем-то, обычные женщины, могли спокойно смотреть, как на их глазах происходит незаконная изоляция человека от внешнего мира, имеющая целью свести на нет его существование. Какое количество золота потребовалось для того, чтобы обезболить их совесть? А может, и золота вовсе не требовалось? Может быть, их просто запугали? Ведь в этом славном городе, с его тайной полицией, доносительством, с его жутким Малым Советом, с его камерами пыток, где любой мог за деньги добиться, чтобы тот, в чьей гибели он заинтересован, однажды оказался лежащим с ножом в спине в каком-нибудь переулке или был утоплен в канале.
Раньше Элена пыталась себе представить, как же Филиппо изловчится выдать за нее подставную фигуру, и пришла к выводу, что он будет вынужден содержать ее в условиях полной изоляции. Конечно, появится особая система лжи, например, о том, что, дескать, его супруга больна и ее ни в коем случае нельзя беспокоить. Гораздо убедительнее все будет выглядеть, если пригласить какого-нибудь врача для того, чтобы тот смог подтвердить, что она умерла от истощения, поскольку женщина, которую постоянно видели на публике, не сможет за одну ночь превратиться в обтянутого кожей скелета. Она с горечью представляла себе, что эта узурпаторша и ее сподручная сидят и ждут-не дождутся, когда она, наконец, умрет. Она даже могла зримо представить их сидящими за картами или играющими в иные азартные игры в ожидании ее скорой смерти.
Элена медленно поднялась, держась за спинку кресла, чтобы не свалиться на пол. Перед тем как лечь на диван, она приподняла крышку миски с едой. Два кусочка хлеба, персик да три сливы — вот и все, что ей сегодня принесли. Очень кстати у нее пропал аппетит. И вдруг она вздрогнула, внезапно поняв, что на этот раз ей не принесли свечей. Значит, и их решили урезать! Ее охватил страх, как в первые дни заточения. Элена подошла к столу и задула две из трех горевших в канделябре свечей. Видимо, сегодня ночью следует воспользоваться лунным светом, мелькнуло у нее в голове, после чего она задула и третью. А что если ей вообще больше не будут приносить свечи? Что тогда? Мысль о смерти во тьме почему-то наводила на Элену необъяснимый страх.
Мариэтта непрестанно ломала голову над тем, как проникнуть во дворец Челано и попытаться отыскать там Элену. В ее голове одна за другой возникали схемы, но после некоторого размышления отбрасывались. Может быть, ей отправиться якобы отнести какую-нибудь книженцию для сестры Джаккомины? Ведь они с Бьянкой продолжают работу над очередным каталогом расширившейся библиотеки дома Челано. Или прихватить несколько отрезков шелка, их можно взять на время в их же мастерской масок, и сказать прислуге, что она-де явилась для того, чтобы обмерить, сколько обивки должно пойти на какой-нибудь диванчик или козетку? А если попытаться проникнуть во дворец, на время нанявшись прислуживать на кухне? Нет, ни один из перечисленных вариантов ни за что не сработает. Слишком хорошо ее знала прислуга дома Челано. Они не станут долго рассусоливать и с незнакомкой, явившейся во дворец в маске под каким-нибудь надуманным предлогом. Но даже если предположить, что ее все же допустят во дворец, вероятность того, что она сумеет что-то обнаружить, будучи под присмотром какого-нибудь бдительного верзилы-слуги, была ничтожной. А что же касалось Филиппо, то он тут же велит арестовать ее за незаконное проникновение в частное владение. Но она не могла отказаться от плана спасти Элену.
Конечно, у нее было о чем думать и без этого. Петиция, поданная дожу, была отклонена, и это очень расстроило Мариэтту, хотя она с самого начала не тешила себя призрачными надеждами. И несмотря на то, что ее письма к томящемуся в застенках супругу не утратили оптимистического тона и дышали любовью, она чувствовала, насколько подавлен был Доменико, и могла лишь надеяться, что он не сломается в изоляции и не утратит рассудок. Иное дело Элена, не обладавшая выдержкой Доменико! Несомненно то, что она пока оставалась в ясном уме, и это делало ей честь, но ведь так тоже не могло продолжаться до бесконечности, и каждый прожитый в заточении день неумолимо приближал ее к смерти.
Кроме того, был еще и Данило, о котором Мариэтта была обязана заботиться. Она отказалась от первоначального плана отправить его к своим друзьям, как собиралась, оставив его у них до тех пор, пока мальчику не исполнится год. В свои восемь месяцев он по ночам запросто мог перекричать свою сестренку, и Мариэтта уже начала опасаться, не вылезет ли наружу ее секрет. Пока никто из продавцов лавки никак не комментировал детские ночные крики, но ведь достаточно было кому-нибудь, кто способен был усмотреть в этом нечто подозрительное, как следует порасспросить их, и конец. Сразу же пошли бы толки среди покупателей, а через неделю об этом бы узнала вся Венеция. Если бы только Доменико смог увидеть своего сына до того, как она отправит его в деревню! Адрианна пообещала отвезти Данило в дом Изеппо во время следующего приезда Франчески, и Мариэтта уже сейчас понимала, что не сможет отдать ребенка в чужие, хоть и добрые и заботливые руки.
Ежедневно она посвящала несколько часов Лукреции, готовя ее к первому выступлению перед публикой. Намечался какой-то благотворительный концерт, и публика ожидалась избранная. В этом выступлении не принимали участия профессионалы — их не было ни среди певцов, ни среди музыкантов, и реакция зрителей, обычно посещавших подобные мероприятия, в будущем, несомненно, поможет Лукреции поверить в себя, чего в настоящее время ей так не хватало. Особенно беспокоиться было не о чем — если ты сольный исполнитель в Венеции, то от приглашений не будет отбоя. Что ни день здесь происходили вечера, посвященные какому-нибудь празднику, или просто светские развлечения, и ни одно из них нельзя было и вообразить себе без чарующего голоса какой-нибудь примадонны. К этому и готовила сейчас Мариэтта свою подопечную.
