Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Чтобы отвлечься от мыслей об осмотре, Ольга ещё раз перечитала Манино письмо. Надо сказать, что написано письмо было весьма безграмотно, почерк у Мани оказался на редкость корявым, и было видно, что писать ей непросто. Тем более странным казался этот поступок. Ольга представила, как Маня старается, выводя свои каракули, как записывает стихи – и невольно улыбнулась такому непосредственному проявлению чувств.
Но тут в палату вбежала сама Маня и, понизив голос, вытаращив глаза, сообщила:
– Врач!
Капитолина и Анна засуетились, принялись кружить по палате как всполошившиеся куры, хватать какие-то вещи, потом бросать их и хватать другие. Зашевелилась даже первая койка.
– Вставай, вставай, Зинка!.. – бросила ей Капитолина. – Всё равно придётся…
Маня тем временем помогла подняться Ольге, разволновавшейся перед неведомым и грозным осмотром, вызывавшим среди обитательниц больницы настоящий переполох.
– Так! – раздался голос Таисии Порфирьевны, заглянувшей вдруг в палату. – Девочки… новенькая… Давайте скорее – доктор пришёл… И ты, Зинаида! Слышишь?
Ольга, поддерживаемая Маней, вышла в коридор и даже испугалась: коридор был наводнён женщинами в серых халатах. Всё это гомонящее собрание устремлялось, как поток, в одну сторону. Из открытых дверей палат выходили и выходили женщины, вливаясь в этот поток новым ручейками. Ольге, подхваченной и несомой потоком, стало отчего-то неприятно идти в толпе этих странных серых женщин и захотелось вырваться. К счастью, идти оказалось не так уж и далеко – врачебный кабинет был в конце коридора.
Наконец вместе с толпой Ольга очутилась в смотровой. Это был зал, где стены и все почти предметы также были выкрашены в белый цвет. У стен стояли стеклянные шкафчики, наполненные какими-то склянками. Ещё в комнате было три стола. Один маленький – письменный, за которым расположился доктор, коренастый лысоватый мужчина с одутловатым лицом, заросшим наполовину тёмным волосом. Второй стол был широкий и длинный, на нём помещались тазы, большие кружки, а на белом же полотенце лежали какие-то страшные металлические крючья. Третий стол больше всего и напугал Ольгу. Он показался огромным, с двух сторон к нему примыкали ступени, а сверху помещалось какое-то жуткое деревянное кресло с откинутой спинкой и подставками для вытянутых ног. Однако никого, кроме Ольги, это сооружение как будто и не пугало, толпа отнюдь не стихла, ввалившись в залу, смех перемежался руганью.
– Новенькие! – вдруг раздался голос Таисии Порфирьевны, перекрывавший шум. – Так, потише, потише, ребята… Не слышно ведь… Новенькие!.. Анисьева… Волкова… Дитерихс… Ламчари… Обозова… Выйдите сюда!
Услышав свою фамилию, Ольга едва не упала от страха. Но вот из толпы вышла одна женщина… вторая… третья… Ольге ничего не оставалось, как идти к ним.
– Ты там тоже есть? – шепнула Маня.
Ольга кивнула и, высвободив свою руку из Маниной, направилась к остальным новеньким. Все пятеро сбились стайкой, испуганно косясь то на фельдшерицу, то на доктора.
– Ну, чего испугались? – весело обратилась к ним Таисия Порфирьевна. – Новеньких всегда первыми исследуют… Давай, Анисьева, проходи…
Анисьева, худющая, бледная девчонка лет пятнадцати, мелко трясясь всем телом от страха, вышла вперёд. Таисия Порфирьевна помогла ей снять халат, велела снять туфли и подвела к страшному столу.
Бедная Анисьева всхлипнула.
– Ничего, не боись – первый раз только страшно. Потом даже приятно, – подбодрил её кто-то из толпы. Раздался смех.
Таисия Порфирьевна велела Анисьевой задрать рубашку и усадила в деревянное кресло. Анисьева, покорно исполняя все указания, молча плакала, слёзы одна за другой скатывались по иссиня бледному её лицу.
– Н-да… – сказала Таисия Порфирьевна, повернувшись к врачу, – комитетский диагноз верен.
И обращаясь уже к Анисьевой, сказала:
– Ну, что, горемычная, спускайся…
Плачущая Анисьева, одёрнув рубашку, спустилась с другой стороны страшного стола, и фельдшерица подвела её к врачу. Врач снова велел ей задрать рубашку, осмотрел костлявое тельце, заглянул в рот и быстро-быстро стал писать что-то на листке бумаги. Ольга, с ужасом наблюдавшая за всей этой процедурой, услышала опять слово «бланковая» и ещё как врач сказал что-то о «вторичном периоде» и «ртутных инъекциях».
В это время Таисия Порфирьевна уже осматривала Волкову.
– Это случай особый, Александр Игоревич, – сказала она врачу, пока Волкова спускалась со своего постамента. – Прямо-таки очаг… Живой факел!..
Врача Ольга уже не слушала, потому что вперёд вышла Дитерихс, а следующая очередь была Ольги.
Со слов Таисии Порфирьевны, загадочный комитет оказался прав и насчёт Дитерихс тоже – диагноз полностью подтверждался. Дитерихс, в отличие от трясущейся Анисьевой и остолбеневшей Волковой, вела себя спокойно, даже равнодушно, ничем не выдавая своего отношения к происходящему.
Наконец вызвали Ольгу. К этому времени она уже начала догадываться, куда попала и что за женщины её окружают, но полной уверенности пока не было. Зато увиденное так поразило Ольгу, что она едва держалась на ногах.
– Дай-ка я тебе помогу, бедовая, – ласково обратилась к ней Таисия Порфирьевна и помогла забраться на стол.
Ничего более унизительного Ольга ещё в жизни своей не испытывала и, вполне понимая Анисьеву, тихо расплакалась.
– Чисто, – сказала Таисия Порфирьевна, обращаясь к врачу. – Просто совершенно чисто.
– Да, – осмотрев Ольгу, заметил врач. – Ничего нет… Можно сказать, редкий случай… Она что же, из «комиссных»? – осведомился он, изучая какую-то бумагу.
– Ночью взята в гостинице «Знаменская», – ответила Таисия Порфирьевна. – Убила мужчину, в себя стреляла… не опасно. К прибытию полиции была без сознания. Направили к нам подлечиться, а главный образом – на предмет проверки в обход комитета… Подозревается в тайной проституции, поскольку ни билета дома терпимости, ни бланка на вольную проституцию при ней не обнаружено… Собственно, наше дело – дать заключение и сообщить в полицию. Дальше уже их дело – ведь тут убийство.
– Н-да… Н-да… – ответил Александр Игоревич, листая какие-то бумаги и поигрывая пальцами левой руки по столу. – По нашей части…
Но он не договорил, потому что Ольга, прослушав тираду фельдшерицы, с грохотом упала, увлекая за собой медный таз и несколько страшных крючьев.
* * *
Ольгу отнесли в палату и привели в чувство. При ней оставили глухонемую сестру с вечным вязанием и велели отдыхать.
Ольга жалела себя и плакала. Слёзы стекали по вискам в уши, отчего Ольга время от времени встряхивала головой. Сначала её выгнал из дома отец, потом предал тот, кого она считала своим женихом, потом она стала убийцей, а теперь её подозревают в тайной проституции. Ниже падать, кажется, уже некуда. И почему она сразу не догадалась спросить у Мани, с какой болезнью та лежит в этой ужасной больнице?..
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
