— Я дома его не ношу, — признался Томас. — В Академии приходится и на улице, но дома я всегда его снимаю. Он мне мешает.
Я обменялась взглядом с Натом, тот кивнул кому-то из толпы в дверях. Сейчас проверят, так ли это и часто ли Томас покидал квартиру без браслета. С кресла подала голос Люси:
— Господин комиссар, я не могу так больше, у меня все тело сводит…
— Да-да, вы можете встать, спасибо, — рассеянно откликнулся комиссар и опять обратился к Томасу: — Вам ведь нужно было вернуться домой. Вы не могли пойти в отель или куда-то уехать. Так что вы планировали?
Томас хлопал глазами так убедительно, что, не будь я экспертом, который привык верить только данным лаборатории, будь я простым обывателем… Там, в другой жизни, были суды присяжных. Двенадцать человек, которые брали на себя смелость делать скоропалительные выводы, не имея ни соответствующего образования, ни зачастую навыков анализа, и всего лишь за четыре часа они выносили вердикт. Сейчас, наверное, вердикт был бы однозначен: невиновен. Просто потому, что все, что мы установили, противоречит его словам.
— Я… я не могу ответить точно, господин комиссар, — покачал головой Томас. — Я плохо помню все, что происходило. Наверное, я был без браслета, потому что… я забыл про него? Я забыл его надеть?
— В вашей квартире обнаружены куски пластика со следами крови, — сказала я, постаравшись убрать из голоса безнадежность. — Как вы можете это объяснить?
— Пластика?
— Строительного пластика, — разжевала я. — Так как же?
— Я не знаю, — обезоруживающе улыбнулся мне Томас. — Возможно, Таллия порезалась? Она принимала какие-то препараты для крови. Не спрашивайте, для чего, я не в курсе.
— Ваша жена сделала аборт, — продолжала я бессистемно, надеясь лишить его равновесия. — Как вы восприняли это ее решение?
— Мы не планировали детей, — сказал Томас так легко, что из равновесия это выбило меня. — Это было неожиданностью, неприятной, но в нашей стране прекрасно развита медицина.
— Следствие установило, что ваша жена ни с кем не говорила перед смертью. Вы утверждаете обратное.
Я уже знала, что Томас на это возразит, и комиссар тоже, потому что я заметила, как он поморщился.
— Значит, она обманула меня, — грустно сообщил Томас. — Я же слышал только ее голос.
— Какие у вас отношения были с вашей женой?
И на этот раз Брент попал в точку со своим вопросом. То, чего не смогли добиться мы с комиссаром, Бренту удалось.
— Я любил ее, — на выдохе, как-то обреченно, ответил Томас. Мне показалось, что он занервничал, это было хорошо. — Она была для меня всем. Настолько, что… я не хотел видеть больше никого, кроме нее, рядом.
— А она вас любила? — Брент поднял правую бровь, и вид у него сделался карикатурный, как у актера на рекламном постере.
— Наверное. Я не знаю.
— Отличная позиция, господин ректор. «Не знаю», «не помню», когда мы с вами сталкивались последний раз, вы были куда убедительнее. Грозились, что меня выгонят со службы.
— Было такое? — шепотом поинтересовалась я у комиссара, и тот кивнул.
— Вы очень яро мне доказывали, что не мне и даже не всей Королевской Магической Полиции оценивать качество подготовки специалистов в Академии. Обещали дойти до самой королевы, не дошли, насколько я знаю, что же вам помешало? — напирал Брент.
Он сверлил Томаса взглядом, а я посмотрела на него вдруг иначе. Комиссар, похоже, тогда, да и сейчас оказался на стороне Брента. И если десять — или сколько там уже прошло — лет назад была задета честь всей Полиции, то сегодня причина была в чем-то другом.
— Господин полицейский… не помню вашего имени, — Томас развел руками, и я опять задалась вопросом: он притворяется или нет? — Халатность, небрежность, безответственное отношение к работе одного лишь выпускника не делает всю Академию бесполезной, а всех студентов — халтурщиками. То же самое я ведь могу сказать и о вас, так? Вас уволили, я правильно помню?
— Избирательная память, — понимающе покивал Брент. — Раз вы правильно помните, вспоминайте и дальше. Где вы резали сердце вашей жены?
— Здесь? — опять пожал плечами ректор, а мне очень захотелось шлепнуть Брента по лбу.
Да, сердце Томас — очень теоретически — мог вырезать и здесь. Теоретически, потому что мы облажались. Сердце у нас уже было, а руки мы безуспешно искали, но что если мы поторопились с выводами? Мы ведь и с руками сначала ошиблись, считая, что Томас ампутировал их в этой комнате…
— Простите, господин комиссар, я сейчас, — пробормотала я и выбежала.
Ну как выбежала — протиснулась через пробку в дверях. Мне нужны были эксперты, которые работали в квартире перед нашим приездом, и я надеялась, что они не разбежались обедать. Но нет, все спокойно рассредоточились перед лифтами и занимались своими делами. Даже когда я выскочила, не все сразу оторвались от смартфонов и планшетов, да и то неохотно.
— Что-то случилось? — спросила Джулия Ронда, старший эксперт группы. Я ее недолюбливала за довольно мерзкий характер, но ценила как специалиста.
— У меня три вопроса. Кто из вас был на первом выезде, кто присутствовал на вскрытии и что интересного вы успели найти сейчас?
— Я была, — сдержанно кивнула мне Джулия. — На вскрытии… — она быстро оглядела всю группу. — Нет, никого, но мы практически в полном составе работали в ту ночь. Кроме Кэйтлин, но она патологоанатом, ей сегодня тут делать нечего. К нам есть претензии?
Я поморщилась. Джулия считала, что лучшая защита — это нападение, и мне было некогда с ней препираться.
— Вы видели тело как оно лежало. Мне нужен быстрый ответ: руки или сердце? Что было первым?
Я выжидающе, внимательно смотрела на экспертов, они так же пристально смотрели на меня. Никто не хотел давать возможный неверный ответ, и я поторопила:
— Здесь нет упрека, похоже, мы уцепились за неправильный вывод. — И дальше я сказала то, что не должна была, но это было единственным способом подтолкнуть их говорить вне официальных рапортов и заключений. — Я сама посчитала, что руки ей отрезали в первую очередь, исходя из картины на месте расчленения. Сейчас мне кажется, даже больше — я уверена, что мы пошли на поводу и рассмотрели инсценировку как действительность.
Мне нужно было мнение группы. Даже если бы оно ударило по моей репутации, а я не сомневалась, что мне еще припомнят мой первый скоропалительный вывод. Я не давала его как официальный, но я поделилась им с Брентом. Напрасно, лучше бы я повинилась перед Джулией, она, по крайней мере, не попрекала бы меня этим вечно, потому что знала, как это бывает, на собственном опыте.
— Вы уже почти доказали, что руки были отрезаны не в кресле.
— Сердце точно вырезали после рук, — сказала Джулия и тоже посмотрела на группу. — Да? Кто-то считает иначе? Тогда не молчите, что вы как неродные. Сердце резали в последнюю очередь, когда кровь уже начинала сворачиваться, иначе залито было бы полквартиры. — Она подумала, вытащила из-под шапочки длинную рыжую с проседью прядь, потом запихала ее обратно. — Где Томас отрезал руки? Ну, в базе уже это есть? — теперь она взглянула на меня, мне пришлось кивнуть. — Мы думаем, что в ванной, следы крови там замыты, конечно, но кое-что в биоскопе светится, а детальнее — надо все разбирать. Мы не успели, вы нас выгнали. Но вот насчет сердца… не думаю, что он его резал там же, где и руки. Да и поза в комнате у трупа более подходящая, и если тебе важно знать мое мнение…
