— Позови других магов, тебе нужно хотя бы поспать!
— Я спал, — ледяной ответ.
— Два часа на стуле.
— Декс, ты вообще понимаешь, что происходит? Мы думали, что искоренили чуму, а на деле просто исчез сильный свет. Как только он появился, вернулась и чума. Все, что мы делали столько лет, ничерта не стоит, Декс, — его голос скрипит и ломается, как у подростка. — Если я уйду, чума заберет её.
Декстер слепыми белесыми глазами прекрасно видел, как черные потоки идут от архимага и оплетают девушку, подпитывая магией. Он не придумал ничего лучше, кроме как подавлять свет тьмой, чтобы чума не могла прогрессировать.
Именно на этом основывалась их сыворотка против ведьмовской чумы. Укол. Немного тьмы в свет, и остатки заболевания исчезают. У всех, но не у Верионы Шайн Флайн, вернувшейся из другого мира.
— Ты не можешь вечно быть, как говорят в её мире, аппаратом жизнеобеспечения. Ты сам скоро кончишься, Рич.
— Значит, мы кончимся вместе, — огрызнулся друг. — Или я найду способ вытащить её, или сдохну рядом. Это не обсуждается.
Как много может изменить одно короткое мгновение. Там, на аукционе, когда Ричард должен был сказать: “Продано”, и отдать девушку в руки мага Торнтона с Объединенных островов, он почувствовал странное. Как будто сам у себя вырываешь сердце. Это как прямой массаж без наркоза: сначала ты скальпелем вскрываешь себе грудину, потом берешь его в руки и сжимаешь. Адская боль, достойная самых извращенных мазохистов. Вот только Ричард не из этой тусовки.
Одно движение, чтобы снять магию совмещения и, задыхаясь от боли, заявить свои права. Вера. Она все поняла намного раньше него. А он? Он идиот. Он идиот, который боится снова полюбить, как когда-то давно с Катрин. Трус, который только и способен, что отталкивать любимых людей и прятаться от реальности за обязанностями архимага, как за щитом.
Что в итоге? Вера сгорает, а он ничего не может сделать. Он не победил чуму, не справился ни с миссией архимага, ни с ролью мужчины, который должен защищать свою женщину от всех бед.
— Декс, щупальца убрал, — рявкнул Ричард.
Он ясно почувствовал, что к его Вере прикоснулась чужая магия. Это ревность на новом уровне. Никто её не тронет. Никто не прикоснется к ней, кроме него. Так нужно.
— Рич…
— Выйди, я сказал.
Древний замок всегда слушается своего хозяина. Декстера выносит из комнаты невидимой магией. Громкий хлопок двери прямо перед носом Видящего.
— Вера, только держись. Я найду способ. Найду.
Ричард не хотел признаваться самому себе, но чума забирает её очень быстро. Обычно даже у сильного света в запасе было около трех недель. Вера же, стоит ей лишиться подпитки, угаснет за сутки.
Зиночка приподняла мордочку и устало повела носом в сторону архимага. Потухший взгляд глаз-бусинок. Ричард знал, что она делает тоже, что и он — отдает свою магию для спасения рода. Таково предназначение Защитников.
— Так ищи быстрее, — раздраженно фыркнула Зиночка. — Я тоже не могу держаться вечно. Как Шур-ран?
— Второй день не встает, — вытер пот со лба и пригубил из стакана немного разбавленного, но все еще терпкого вина. — Тим переживает, что она заснет навсегда.
— Не навсегда, а до появления нового яркого света Шайн Флай.
— Вера — последний свет Шайн Флай.
— Может, в том мире она уже успела родить ребенка? — с надеждой.
— Мы не забираем женщин, у которых есть дети. Так что, нет. Об этом можешь забыть.
— Умеешь ты все испортить, чертов Шайн Дрим, — зло буркнула и снова обреченно уткнулась в шею.
Впервые в жизни Ричард был согласен со сварливой защитницей рода Шайн Флай. Умеет он все испортить. Но кое-что Зиночка не учла, он может и все починить. Обычно получается, но сейчас архимаг не был уверен ни в чем. Все, чего он хотел — это не потерять Веру. Пусть живет, даже если придя в себя пошлет его к чертям с браком и уедет путешествовать.
Минуты тянулись как часы, а часы превращались в вечность. В вечность, которой он никогда не отдаст Веру.
Вставало ли еще раз солнце и садилось ли? Этого Ричард не помнил. Но через несколько десятков вечностей стал понимать, что теряет зрение и слух. Он то пропадал из реальности, то включался снова и продолжал мешать снадобье за снадобьем. В круглой комнате витал тяжелый запах трав и испарений, светлая рубашка насквозь промокла от пота и постоянно липла к спине.
Очередная темнота и откуда-то издалека голос:
— Ричард, — слабый и знакомый до боли. — Ричард…
— Вера? — попытался открыть глаза, но вокруг лишь темнота.
— Я здесь. Руку, скорее, — голос отдается эхом, как будто Вера очень и очень далеко.
Он не видит её, но сможет ли дотянуться? Попробовать стоит. Кровать где-то справа, значит, руку нужно протянуть туда. К счастью, силы на это еще остались. Вытянул вперед наобум и тут же ощутил прикосновение горячих пальцев.
Вера вцепилась в него, как утопающий в спасательный круг.
— Бери мой свет. Отдай свою тьму.
Он слушался, как заколдованный. Если Вера просит…
— Ты не умрешь? — спросил тихо.
— Я хочу жить. Бери мой свет. Отдай свою тьму. Скорее.
Зрение возвращалось постепенно. Чем больше света, тем лучше самочувствие. Он как будто проспал два дня и съел хороший обед. Теперь Ричард видел переплетенные пальцы и сияние, оплетающее его правое предплечья. Руку Веры точно так же оплетала его темнота.
— Хватит. Так ты отдашь весь свет! — попытался расцепить руки.
— Мне нужна вся тьма, а тебе весь свет. Ты сам сказал, что я твоя. Так забирай. Всю.
Он слышал её голос, но губы Веры. покрывшиеся сухой коркой, не двигались. Может, это бред? Додумать Ричард просто не успел. Рука как будто приросла к руке. Остановить процесс невозможно. Свет заполняет его, как вино глиняный сосуд. Тьма улетает к Вере.
Сколько это длится? Почему Зиночка удивленно приподнимает морду, а потом резко прыгает с кровати на широкий подоконник? Вспышка ослепляет и боль, как будто кто-то раскаленным лезвием выжигает на предплечье витиеватый узор. Кто? Неизвестно. Но вот сияющее плетение от запястья до локтя появляется само собой. У него серебристое, у Веры на руке черное.
— Всё, закончилось, — блаженная улыбка на сухих губах женщины.
Её рука, что так крепко сжимала его, ослабла и упала на покрывало. Ричард удивленно рассматривал свой рисунок, прислушиваясь к ощущениям. Сияет. Он весь сияет, как лапочка. Так, как сияла когда-то Вера.
— Что это было?
— То, что спасло её, — Зиночка вернулась на подушку. — Жар спал. Скоро она придет в себя. Ух, обожаю древние ритуалы! Этот запах подгоревшей кожи, ощущение полного слияния и опустошения.
