Зачем нам лететь на Луну, если мы не в состоянии пересечь пропасть, которая отделяет нас от самих себя? Это самое важное из всех путешествий и открытий, и без него все остальное не только бесполезно, но и губительно.
– Томас Мертон[27] Увлеченный идеей заселения Марса бизнесмен Илон Маск так выразил другую извечную мечту человечества: «Я пришел к выводу, что мы должны стремиться к расширению сферы и масштаба человеческого сознания, чтобы лучше понять, какие вопросы стоит ставить. В действительности единственное, что имеет смысл, – это стремиться к более глубокому и всеобщему просветлению. Но всеобщего просветления невозможно достичь без личного просветления. И духовные учителя, и поэты, и сочинители песен – все они разными способами на протяжении веков говорили нам, что ключ к постижению загадки человеческой души лежит в безусловной любви, которая одновременно является мостиком, соединяющим наш священный внутренний мир с неистовым миром вокруг нас. Или, как в своей книге «Сирены Титана» сказал Курт Воннегут, «цель человеческой жизни, кто бы ею ни управлял, – любить всех вокруг, кто нуждается в твоей любви».
А теперь у нас есть результаты исследований, подтверждающие все сказанное ранее в текстах песнопений и священных книгах. Например, профессор Джордж Вейллант курировал лонгитюдное исследование «факторов счастья». Начиная с 1938 года он изучал жизнь 268 студентов мужского пола Гарвардского университета и в конце концов заметил: «Через семьдесят пять лет, потратив выделенные на это исследование двадцать миллионов долларов, я пришел к следующему незатейливому выводу, укладывающемуся в несколько слов: «Счастье есть любовь. Точка». Примерно то же самое, не затратив на это семидесяти пяти лет и не израсходовав 20 миллионов долларов, сказал английский поэт Тед Хьюз: «Люди сожалеют лишь о том, что они недостаточно смело жили, не вкладывали достаточно сердца, недостаточно сильно любили. Все остальное вообще не имеет никакого значения».
Природа и искусство создают самую благоприятную почву для ощущения чуда. Эссеист и философ Ален де Боттон описывает искусство как «лекаря души». «Произведения искусства, – пишет он, – столь высоко ценятся в мире финансов и в культурной среде, что легко забыть о расхождении взглядов по поводу того, ради чего они на самом деле существуют». Говоря об одной из самых популярных картин Лондонской национальной галереи «Пруд с водяными лилиями» Клода Моне, он отмечает опасение некоторых, что «любовь к этому виду искусства приводит к заблуждению: те, кто восхищается красивыми садами, рискуют забыть о реальности – о войнах, болезнях, политических ошибках, безнравственности». «Однако истинная проблема нашей жизни, – утверждает Ален де Боттон, – кроется в другом. Реальная опасность заключается в том, что мы впадаем в депрессию и отчаяние; опасность в том, что мы можем потерять веру в будущее «человеческого проекта». А искусство как раз идеально подходит для борьбы именно с этим видом уныния. Весенние цветы, голубые небеса, дети, резвящиеся на пляже… вот что такое «визуальные символы надежды».
Музеи и галереи остаются одними из немногих оазисов, в которых можно получить то, что становится все более редким в нашем мире, – возможность отключиться от «гиперподключенной» жизни и испытать чувство удивления. Мы идем в музеи, когда хотим приобщиться к чему-то непреходящему и невыразимому. И это чрезвычайно редкая, а потому драгоценная возможность в нашей узурпированной технологиями жизни. Генеральный директор Художественного музея Индианаполиса Максвелл Андерсон считает задачей музея вызывать у посетителей «ощущение сопричастности и удивления… неуловимого душевного подъема, чувства избавления от какой-то тяжести». Или, как выразился мой соотечественник Аристотель, – катарсис.
«Каждой эпохе приходится заново переосмысливать понятие «духовность», – пишет Сьюзан Зонтаг в своем знаменитом эссе «Эстетика молчания». А музеи предлагают свой путь к его достижению. Иногда, конечно, переосмысление означает возвращение к уже давно существовавшему прежде. Порой этому процессу мешает одержимость немедленно фотографировать происходящее, еще даже не успев его пережить, – фотографируя картины или других людей, смотрящих на картины.
Автор книги «Одиночество вместе» профессор Массачуссетского технологического института Шерри Теркл отмечает, во что обходится постоянное документальное подтверждение – то есть фотографирование жизни. «Из-за таких вынужденных перерывов, – пишет она, – становится нелегко начать серьезный разговор с самим собой и с другими, потому что эмоционально мы находимся в постоянной готовности оторваться от любого занятия». Постоянно поглощенные процессом «документирования» всего, что с нами происходит, мы никогда по-настоящему в этих событиях не участвуем. Однако Теркл весьма оптимистична, полагая, что это вызовет протест – в первую очередь у поколения, пострадавшего от этого больше всех. Она делится с читателями мыслями четырнадцатилетнего мальчика, заметившего: «Как люди не понимают, что иногда можно просто выглянуть в окно автомобиля и увидеть, как течет жизнь, – и это замечательно. Можно размышлять. Некоторые об этом просто не подозревают».
