Всегда пожалуйста, удачи в принятии решения. В субботу увидимся! Р.
В последнее время моя жизнь стремительно неслась вперед, образуя вихри возможностей. Во второй половине дня я даже ни разу не вспомнила о музыканте. Зайдя в свой компьютер, я занялась поиском заведения для рождественского обеда. Это будет примечательное событие, решила я. Оно будет непохоже на все предыдущие корпоративы. Представлялось очень важным избежать любых повторений и клише. Я сделаю что-то особенное, что-то, что удивит коллег, доставит им огромное удовольствие и превзойдет все ожидания. Это будет непросто. С уверенностью я знала только одно: основой мероприятия станет выделенный Бобом бюджет в размере десяти фунтов на человека и скидываться дополнительно никому не придется. Меня до сих пор возмущали денежные выплаты, которые я была вынуждена совершать в последние несколько лет, чтобы в последнюю пятницу перед двадцать пятым декабря ужасно провести время в ужасном заведении с ужасными людьми.
В конце концов, разве это так трудно? Рэймонд очень ободрил меня во время ланча. Если я была способна продекламировать «Энеиду», если научилась писать макросы в «Экселе», если в последние девять лет могла в полном одиночестве праздновать свой день рождения, Рождество и Новый год, то и роскошный праздничный ужин на тридцать персон с бюджетом в десять фунтов на каждого организую без труда.
20
Утро субботы прошло в мареве домашних дел. Чтобы защитить руки, я стала носить резиновые перчатки – они выглядели безобразно, но помогали. Впрочем, их уродливый вид не был важен, ведь меня все равно никто не видел.
Убирая завалы, оставшиеся после минувшего вечера, я заметила, что не употребила привычный объем водки – бутылка «Смирнофф» была заполнена больше чем наполовину. Памятуя о том, что на вечеринке Лауры я повела себя не комильфо, я положила бутылку в пакет из супермаркета «Теско», чтобы вечером подарить Киту. Я задумалась, что еще стоит принести. Цветы, на мой взгляд, не годились – что ни говори, а они все же символ любви. Заглянув в холодильник, я нашла упаковку нарезанного тонкими ломтиками сыра и тоже сунула ее в пакет. Все мужчины любят сыр.
На ближайшую к месту вечеринки загородную станцию я прибыла на пять минут раньше назначенного. Mirabile dictu[8], Рэймонд уже был на месте! Он помахал мне, я помахала в ответ. Мы направились к гольф-клубу. Рэймонд шел быстро, и я начала волноваться, что в новых ботильонах не смогу за ним поспеть. Потом увидела, что он мельком взглянул на меня и замедлил шаг, чтобы идти вровень со мной. Я осознала, что подобные незначительные знаки внимания – то, как его мать, хотя я ее об этом не просила, налила мне после ужина чашечку чая, не забыв, что я пью его без сахара; то, как Лаура положила на блюдце два печенья, когда в своем салоне принесла мне кофе, – могут значить очень много. Интересно, каково это – оказывать мелкие услуги другим людям? Я не смогла вспомнить. Да, в прошлом я тоже старалась быть доброй, старалась заботиться, я знаю, что старалась, но это было раньше. Я пыталась, но потерпела поражение, в результате для меня все было потеряно. И мне некого в этом винить, кроме самой себя.
За городом было тихо; пейзаж простилался до горизонта, и ни многоэтажные дома, ни высотки с офисами не заслоняли отдаленные холмы. Струился ласковый мягкий свет второй половины лета; вечер казался нежным и хрупким. Мы шли в тишине, такой, которую не было необходимости нарушать.
Мне даже стало грустно, когда мы очутились перед приземистым белым зданием. Сумерки уже начинали сгущаться, и луна и солнце стояли высоко в небе цвета розового миндаля с золотыми вспышками. Бросая вызов грядущей ночи, пели птицы, кружа над лужайками длинными, неровными петлями. Пахло травой, цветами и землей; волос и кожи касалось теплое, сладковатое дыхание уходящего дня. Мне хотелось попросить Рэймонда вот так идти и идти, не останавливаясь, по колышущейся траве до тех пор, пока птицы не умолкнут и не уснут в своих гнездах, пока путь нам не будут освещать одни лишь звезды. Мне почти показалось, что он и сам мог бы это предложить.
Дверь дома распахнулась, из нее выбежали трое ребятишек, громко хохоча. Один из них размахивал пластмассовым мечом.
– Вот мы и пришли, – тихо сказал Рэймонд.
* * *
Для общественных мероприятий заведение казалось странным выбором. В коридорах повсюду висели доски объявлений, усеянные совершенно непонятными сообщениями. На огромной деревянной панели в конце холла значился длинный перечень мужских имен, начиная с 1924 года. Последним в нем, датируясь годом нынешним, самым непонятным образом шел доктор Терри Берри[9]. Интерьер представлял собой смесь казенного стиля (с которым я была хорошо знакома) и старомодного домашнего – мерзкие узорчатые занавески, истоптанные полы, покрывшиеся слоем пыли сухие букеты в вазах.
