Пьер еще раз мысленно прокрутил в голове детали этого дня.
Половина дела уже сделана. Он должен вскоре приехать на автобусную остановку, где ему предстоит разыграть небольшую ссору, поэтому надо как следует разозлиться заранее.
Ему всегда было трудно злиться. Но самое главное – он должен взять определенный удар сердца и положить куда надо, напоминал он себе.
Он не выглядел сейчас как Пьер, конечно. Он был низкорослым и лысеющим типом со щетиной на лице и подпрыгивающей походкой.
За эти тридцать месяцев, которые он слоняется по радиостанции, он не слишком много разговаривал с людьми, но через какое-то время все просто решили, что он должен там быть, и продолжали его игнорировать, как игнорируют маленькое пятнышко на лобовом стекле – не мыть же из-за него всю машину. Он достаточно хорошо их изучил, а они понятия не имели, кто он.
Внимание людей всегда обратно пропорционально их количеству в данном месте. Станция была достаточно большой, а ее коридоры – достаточно длинными, чтобы уровень внимания к Пьеру был точно под «красной линией», как он ее определил: чтобы никто не хотел с ним разговаривать, но все принимали за своего.
Он неспешно вышел из здания радиостанции.
Как всегда, никто не обратил на него внимания. На столе возле фонотеки – так называемой пластиночной – лежали стопки дисков, сложенные по порядку появления в эфире программ на этот день.
Ни ответственного за это хранилище, ни секретарши, ни диджея, который везде ходил с потушенным косяком только потому, что хотел круто выглядеть, – никого из них не было в поле зрения, когда Пьер прошмыгнул туда и быстро подменил диски в двух стопках.
Это будет очень просто. Диджей подумает, что ставит определенную песню, а когда заметит, что песня не та, будет уже поздно искать нужный диск. Он промямлит что-то о маленькой технической неполадке, смирится с ситуацией и оставит песню в эфире. Иногда даже с потушенным косяком туго соображаешь.
И – вуаля – по радио играет песня, выбранная Пьером.
Самый первый урок на курсах творцов совпадений. «Манипуляции с песнями».
Легче легкого.
Он улыбнулся.
21
Эмили сидела на белой платформе и ждала поезд.
По всей видимости.
Это определенно похоже на железнодорожную платформу. Она вся белая, но Эмили ясно видит внизу перед собой рельсы. Вероятно, она ждет поезда. Чемодан у ее ног – это еще один весомый аргумент. Не то чтобы она его когда-либо собирала.
С другой стороны, она не помнит и то, как ехала на железнодорожную станцию. Вот она в своей квартире, подписывает бланк увольнения, совершенно живая, и вот она здесь, на станции, и, видимо, мертвая.
Она не ощущала себя мертвой. Она чувствовала, как прохладный воздух проходит через нос и проникает в грудную клетку, чувствовала, как вес ее тела давит на сиденье, она даже была немного голодна. Но она мертва, это очевидно. Странное чувство. С одной стороны, ты понятия не имеешь, что сейчас произойдет, а с другой стороны, понимаешь, что самое худшее уже позади, так что нечего опасаться. Что это за странный вид любопытства, в котором нет и толики страха перед будущим?
Эмили огляделась вокруг, пытаясь понять, где она. Перрон по обе стороны от нее уходил в бесконечность. Белый и гладкий. На нем не было ни одной скамейки, кроме той, на которой сидела она. Перед ней была лестница, ведущая вниз с перрона. Под лестницей, внизу, две черные полоски рельсов лежали прямо на земле, а за ними до горизонта простиралась белая трава, которая чуть трепетала от легкого ветра. Небольшие деревца, тоже белые, делали линию горизонта зигзагообразной.
Справа и немного сзади стоял высокий квадратный столб, на котором был закреплен громкоговоритель. Да, видимо, скоро должен прибыть поезд. Эмили еще немного повернулась и увидела за столбом маленькую будку с окошком, тоже белую, естественно, а над ней табличку, на которой написано серыми полуслепыми буквами: «ИНФОРМАЦИЯ».
Информация?
Тут есть справочная?
Она встала со скамейки, борясь с доставшимся в наследство от прежней жизни желанием взять с собой чемодан. Никто здесь не будет пытаться его украсть. Даже если и будет, какая разница?
Она медленно подошла к окошку справочной, пытаясь угадать, что увидит там. В окошке сидела маленькая женщина. На ней была надета симпатичная голубая хлопчатобумажная блузка, морщинки от улыбки спокойно разбегались по ее лицу, а черные короткие волосы щекотали своими кончиками шею. Она выглядела как небольшая иллюстрация к словарной статье «Дружелюбный».
Маленькая женщина подняла глаза и с улыбкой взглянула на Эмили.
– Первое слово, которое приходит на ум при виде этой вывески? – сказала она. – Девять букв, третья «У»?
Эмили удивленно посмотрела на нее:
– Простите?
Женщина подняла то, что лежало перед ней на столе в окошке. Это оказался наполовину решенный кроссворд.
– Девять букв, – повторила она, – это не может быть «удивление», потому что у него «У» – первая буква.
– Изумление, – сказал Эмили.
– Верно! Верно! – Женщина обрадовалась и принялась строчить. – Вот и второе по вертикали нашлось, там вторая – «Н».
– Что за второе по вертикали?
– Как можно назвать любой объект, даже если его нет? – сказала женщина. – Девять букв.
Эмили подумала немного.
– И как же? – спросила она в итоге.
– Множество.
– Множество?
– Что, нет? – Женщина подняла бровь. – Это как раз логично. «М» у меня уже есть, из шестого по горизонтали.
– Что там было?
Женщина быстро посмотрела в кроссворд:
– Вот оно. «Имя девушки, которая ждет на станции». Эмили, верно?
– В-верно, – сказала Эмили.
– Ну, все сходится, – сказала женщина, отложила кроссворд в сторону и спросила: – Так чем я могу вам помочь?
– Мм… – Эмили немного помялась. – То есть я не хотела узнать что-то определенное. Я имею в виду, не помешало бы немного информации, но мне не хватает входных данных, чтобы понять, о чем спрашивать.
– Вы хотите, чтобы я дала вам и вопросы? – спросила женщина.
– Нет, я просто…
– Нет, нет, это нормально. Без проблем. Попробуйте, например: «Я мертва?»
– Я… я… мертва?
– Да! – воскликнула женщина. – Но не совсем. В некотором роде. Очень хорошо, вы отлично спрашиваете. Как насчет: «Когда приедет поезд?»
