Книга Как Китай стал капиталистическим - Нин Ван

На протяжении 1980-х годов наиболее упорное сопротивление рыночным реформам оказывали не опасавшиеся конкуренции сотрудники государственных предприятий и не партийные функционеры или правительственные чиновники, боявшиеся потерять привилегии. Главным врагом реформ была приверженность Китая социалистическим идеям. Политика оставалась по сути социалистической; она демонстрировала, насколько прочна власть идеологии, даже если правительство стремится от нее освободиться. Свидетельством тому служит пример Чэнь Юня, который, с одной стороны, отстаивал плановую экономику, а с другой – поощрял развитие рынка и частного предпринимательства. В этой связи «Решения о реформе экономической системы» 1984 года представляют собой настоящий прорыв: они преодолели границы, очерченные Коммюнике 1978 года. Начиная с этого момента целью экономических реформ была объявлена не социалистическая модернизация, а рыночная экономика.

Дэн Сяопин воспринимал экономические реформы в Китае как рискованное предприятие или эксперимент, основанный на методе проб и ошибок. Китайскому народу, прежде всего вождям, предстояло расстаться со старыми идеями, привычным образом мысли и обрести новые. В первую очередь это касалось представлений о рыночной экономике и понимания того, что значит разделение труда между государством и рынком, между субъектами общественной и частной собственности. В этом коллективном процессе обучения главным стимулом приобретения новых знаний очевидно является личная выгода. Важнейшей составляющей частью китайских экономических реформ был акцент на материальной заинтересованности, которую осуждали и жестоко подавляли во времена Мао Цзэдуна с их радикальным идеализмом. Экономические реформы начались с осознания того факта, что нищета не является социалистической добродетелью. «Выть богатым – это почетно!» – гласило знаменитое высказывание Дэн Сяопина. Мысль о том, что следует исходить из личных интересов, тогда была сама по себе революционной. Учебники по экономике, возможно, слишком активно пропагандировали идею Адама Смита о том, что человеком движут прежде всего личные интересы. Этот упрощенный подход был бы оправдан, если бы идеи навеки оставались неизменными. Однако в реальном мире они меняются, и эти трансформации имеют далекоидущие последствия – хотя бы потому, что помогают нам заново определить, кто мы, куда идем, что нам позволено, а что нет. Избрав экспериментальный подход к реформе, китайское правительство верило, что идеи доминируют над интересами, и настойчиво подчеркивало важность «раскрепощения сознания» на протяжении всего периода реформ. Перефразируя Дэвида Юма, интересы – это рабы идеи[138].

Как правило, институциональные изменения в равной степени зависят от личных интересов и идей, и часто такие преобразования срываются из-за неумения преодолеть конфликт интересов или столкновение идей. Конфликт интересов и его разрешение посредством имущественных прав и рыночной конкуренции был и остается главным предметом экономического анализа[139]. Столкновение идей, однако, не получило должного внимания. Когда институциональный анализ принимает во внимание идеи и идеологии, их часто рассматривают как неотъемлемую часть неформальных институтов, которая включает нормы, обычаи и ценности, поддерживающие работу формальных институтов. Не обладающие ни официальным статусом, ни значительными возможностями принуждения, неформальные институты часто считаются менее действенными, чем формальные институты, оказывающие непосредственное влияние на человеческое поведение. Однако, похоже, это больше относится не к реальным институтам, а лишь к представлению о них.

Вообще говоря, институты выполняют две взаимосвязанные, но различные социальные функции. Во-первых, институты – это созданные человеком приспособления, без которых человеческое общество не выжило бы. Многие институты возникают в результате действий человека, но без предварительного плана, непреднамеренно; некоторые создаются целенаправленно, однако дают неожиданные плоды, которые могут бросить тень на изначальную цель. Институты работают, объединяя отдельных граждан в разные социальные организации – например, в семьи, фирмы, политические партии и национальные государства.

Работа этих корпоративных акторов и их взаимодействие друг с другом ради достижения намеченных целей регулируются и координируются с помощью других институтов. Неудивительно, что различные научные дисциплины в последнее время уделяют повышенное внимание той сложной роли, которую институты играют в экономике и жизни общества[140].

Во-вторых, так как институты активно участвуют в создании и деятельности организаций, а также в определении и укреплении социальных границ, они постепенно начинают играть дополнительную роль. В этой второй роли институты представляют собой не столько инструмент, призванный служить нашим интересам, сколько символ нашей идентичности, показывающий окружающим, кто мы и каковы наши ценности. Когда мы отождествляем себя с каким-либо институтом, вместо того чтобы видеть в нем средство структурирования социальной жизни и продвижения наших интересов, он становится символом статуса. Глубокие когнитивные изменения происходят на индивидуальном и социальном уровнях, когда созданный в прагматических целях институт начинает играть роль социального статуса – определять нашу личную и коллективную идентичность.