– Да, дорогой. Я ужасно себя и чувствую. Ты в армии.
– Нет, я в Военном министерстве.
Она начала рассуждать о французах – горячо и довольно бессвязно. Потом сказала:
– Мне надо оставить тебя на минутку. – И удалилась в спальню. Не прошло и минуты, как она вернулась, с неопределенной улыбкой на лице, счастливой и усталой улыбкой монахини – почти такой улыбкой. Существенная разница.
– Анджела, – сказал Бэзил, – если хочется выпить, могла бы выпить в открытую со своим парнем.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – ответила она.
Бэзил был поражен. Раньше в Анджеле не было ни капли притворства, во всяком случае там, где это касалось его.
– Ой, брось это! – сказал он.
Анджела бросила. И заплакала.
– Перестань, ради бога, – взмолился Бэзил.
Войдя к ней в спальню, он налил себе виски из стоявшей возле кровати бутылки.
– Питер был у меня здесь вчера с девушкой. Наверно, они всем рассказали.
– Он рассказал мне. Почему ты не перейдешь на ром? Это было бы для тебя лучше.
– Да? Кажется, я никогда его не пробовала. Думаешь, он пришелся бы мне по вкусу?
– Я пришлю тебе его. Давно у тебя этот загул?
Притворяться Анджела не стала.
– О, уже несколько недель.
– Это так на тебя непохоже.
– Непохоже, Бэзил? Правда, непохоже?
– Когда я пускался в загул, ты всегда так меня ругала.
– Да, наверно. Прости. Я, видишь ли, была влюблена в тебя тогда.
– Была?
– Ну, не знаю. Налей в оба стакана, Бэзил.
– Вот и умница.
– «Была» – это не то слово. Я люблю тебя, Бэзил.
– Конечно, любишь. Ты так виски пьешь? – учтиво поинтересовался он.
– Я пью так.
– Чистый и неразбавленный?
– Чистый и неразбавленный.
– Но, думаю, нам больше подошел бы ром.
– Разве он не пахнет?
– По-моему, это неважно.
– Я не хочу пахнуть.
– А виски пахнет.
– Ну, какая разница. Приятно пить с тобой, Бэзил.
– Конечно, приятно. Вот пить без меня, как ты делала, довольно-таки гадко.
– Я не гадкая.
– Раньше не была. А в последнее время стала, правда же? Пить в одиночку – это как?
– Да, это было гадко.
– А теперь слушай: когда в следующий раз захочется пуститься в загул, дай знать мне. Просто позвони, и я приеду. Чтобы мы могли пить вместе.
– Но мне так часто хочется этого, Бэзил.
– Что ж, я стану приезжать часто. Обещай мне.
– Обещаю.
– Вот и умница.
Ром успеха не возымел, но в целом новый договор стал действовать. Анджела теперь пила гораздо меньше, а Бэзил – гораздо больше, чем в последние недели, и оба в результате повеселели.
Марго осаждала Бэзила расспросами об инциденте.
– Что с ней такое? – спрашивала она.
– Ей не нравится война.
– Никому не нравится.
– Серьезно? Не вижу причины так считать.
А, впрочем, что, девушка и выпить не может?
– Ты не думаешь, что нам стоит поместить ее в приют?
– О господи, нет, конечно!
– Но она ни с кем не видится.
– Она видится со мной.
– Да, но…
– Честное слово, Марго. Анджела прекрасно себя чувствует. Небольшая встряска вроде этой была необходима ей все эти годы. Я уговорю ее прийти на свадьбу, если захочешь, чтобы ты сама могла во всем убедиться.
Таким образом Анджела и явилась на свадьбу. В церкви они с Бэзилом не присутствовали, но на маленьком домашнем приеме, устроенном потом леди Гранчестер, она вызвала сенсацию. Гвоздем церемонии, конечно, была Молли, когда проходила под скрещенными кавалерийскими саблями выстроившихся двойной шеренгой солдат; на Молли была фата из старинного кружева, и, хотя время было военное, свадьба получилась красивая, но в доме матери невесты взгляды всех присутствующих приковала к себе миссис Лайн. Даже леди Анкоридж и герцогиня Стейлская не смогли скрыть своего интереса.
– Господи, это она…
Это была она, потрясающе одетая; стоя рядом с Бэзилом, Анджела беседовала с Соней о чем-то серьезном; на ней были темные очки, но за исключением этой детали она выглядела как обычно.
При приближении к ней лакея с подносом шампанского она спросила: «А нельзя ли мне чашечку чая? Без сливок и сахара».
Молли и Питер стояли в одном конце длинной гостиной, Анджела – в другом. Когда гости, длинной вереницей пройдя мимо жениха и невесты, оказывались напротив Анджелы, можно было заметить, как они цепенели и как перешептывались, привлекая к ней внимание друг друга. Вокруг Анджелы образовался ее собственный кружок, где она вела беседу по-мужски умно и рассудительно. Когда последний из гостей – которых было сравнительно мало – обменялся с новобрачными рукопожатиями, Молли и Питер присоединились к группе в дальнем конце зала.
– Молли, вы самая прелестная девушка из всех, каких я видела, – сказала Анджела. – Боюсь, вы сильно намучились со мной в тот вечер.
Глупенькая девушка, услышав такое, смутилась бы и стала бы уверять: «Нет, нет, ничего, подобного», но Молли сказала:
– Нет, не намучились, но вели вы себя довольно необычно.
– Да, – согласилась Анджела. – «Необычно» – это именно то слово. Но я не всегда, знаете ли, веду себя подобным образом.
– Можно нам с Питером зайти к вам еще раз когда-нибудь? Сейчас в его распоряжении только неделя, но потом мы будем в Лондоне.
– Удивительно приятную девушку выбрал Питер, – сказала Бэзилу Анджела, когда после приема они очутились вдвоем в ее квартире. – Тебе хорошо бы жениться на ком-нибудь, вроде нее.
– Я не смог бы жениться ни на ком, кроме разве тебя.
– Нет, не верю, что это так, Бэзил.
Когда стаканы вновь наполнились, она сказала:
– Мне кажется, я приближаюсь к возрасту, когда начинают нравиться свадьбы. Сегодня мне очень понравилась эта девушка. Знаешь, кто заходил ко мне утром? Седрик.
– Как странно!
– Скорее трогательно. Пришел попрощаться. Их отправляют завтра. Куда – сказать он не может, но я думаю, это Норвегия. Я как-то никогда не представляла его себе солдатом, хотя до женитьбы на мне он и был солдатом. Плохим, как я думаю. Бедный Седрик. Туго ему пришлось.
– Не так уж туго. Радовался этим своим гротам… И у него был Найджел.
