Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
Дэлглиш вспомнил, что тетушка Элли, со своей привычной свитой слуг, очередных любовников и постоянных прихлебателей, предсказуемыми маршрутами переезжала из одного роскошного отеля Ривьеры в другой, либо в зависимости от прихоти жила в Париже или Риме. Он не был уверен, что эту последовательную программу комфорта и развлечений можно было квалифицировать как метание по Европе в поисках душевного покоя. И умерла тетушка Элли, упав за борт с яхты некоего миллионера во время разнузданной вечеринки, которую тот устроил в честь ее восьмидесятивосьмилетия. По моральным стандартам каноника, это был поучительный конец, но Дэлглиш сомневался, что в тот момент она действительно была несчастна. Вероятно, последней мыслью тетушки Элли (невозможно было представить, чтобы кто-то называл ее иначе), если она еще могла тогда связно рассуждать, была мысль, что это прекрасный способ уйти из жизни.
Однако едва ли стоило излагать подобную точку зрения его нынешнему собеседнику.
Каноник Хьюберт Боксдейл был крестным отцом главного суперинтендента Адама Дэлглиша. Отец Дэлглиша учился с ним вместе в Оксфорде, и они оставались друзьями всю жизнь. Хьюберт Боксдейл был прекрасным крестным: любящим, снисходительным и заботливым. В детстве Дэлглиша никогда не забывал о его днях рождения и проявлял изобретательность в выборе подарков, исходя из увлечений и желаний мальчика.
Адам очень любил его и считал одним из немногих по-настоящему хороших людей, каких ему довелось знать. Удивительно, что каноник дожил до семидесяти одного года в плотоядном мире, где благородство, гуманность и непрактичность едва ли способствуют выживанию, не говоря уж об успехе. Но доброта в определенном смысле защищала его. Перед лицом такой очевидной невинности даже те, кто злоупотребляли ею, а таких было немало, расширяли границы своего покровительства и сочувствия, будто видели в канонике отчасти блаженного.
— Бедный старикан, — говорила его приходящая домработница, кладя в карман плату за шесть часов, в то время как проработала всего пять, и не стесняясь прихватить пару яиц из холодильника. — Его нельзя оставлять без присмотра.
Молодой тогда и немного самодовольный констебль-детектив Дэлглиш удивился, поняв, что каноник прекрасно знал и об отработанных часах, и о яйцах, просто считал, что миссис Копторн с ее пятью детьми и нерадивым мужем нуждается в том и другом больше, чем он. Понимал он также и то, что, начни он ей платить за пять часов, она станет работать четыре и прихватывать еще пару яиц и что этот маленький и единственный обман каким-то образом необходим ей для самоуважения. Он был добрым, но не глупым.
Они с женой, конечно, жили бедно. Но не были при этом несчастны, это слово вообще совершенно не вязалось с каноником. Гибель на войне в 1939 году двух сыновей опечалила, но не сломила его. Однако свои тревоги у него имелись. Жена страдала рассеянным склерозом, и ей становилось все труднее обслуживать себя. Она нуждалась в определенных приспособлениях и удобствах. Сейчас, с запозданием, он был готов уйти в отставку, но пенсия у него будет маленькая. Наследство в пятьдесят тысяч фунтов позволило бы им обоим по-человечески прожить остаток жизни и, в чем Дэлглиш не сомневался, дало бы приятную возможность больше делать для своих многочисленных подобранных увечных собак. Да, подумал Дэлглиш, каноник как никто другой заслуживает скромного наследства. Почему этот милый глупый чудак не может просто взять деньги и перестать волноваться?
— Тетушка Элли, как вы знаете, была признана невиновной английским жюри присяжных, — вкрадчиво произнес он. — И все это случилось почти семьдесят лет назад. Почему бы вам не заставить себя согласиться с их вердиктом?
Но щепетильный ум каноника был совершенно непроницаем для подобных лукавых инсинуаций. Дэлглиш напомнил себе то, что знал с детства: совесть дядюшки Хьюберта работала как набатный колокол. В отличие от большинства людей он никогда не притворялся, будто не слышит его. Или, услышав, решил, что в его механизме какая-то поломка.
— О, пока она была жива, я верил. Знаешь, после дедушкиной смерти мы никогда с ней не виделись. Я не хотел навязываться. В конце концов, тетушка Элли была состоятельной женщиной. Женившись, мой дед переписал завещание и оставил ей все, что имел. Мы с ней вели очень разный образ жизни. Но я всегда поздравлял ее с Рождеством и получал от нее открытки в ответ. Я хотел сохранить контакт на тот случай, если когда-нибудь ей понадобится кто-то, к кому можно было бы обратиться, и она вспомнит, что я священник.
Зачем бы ей это было нужно? — подумал Дэлглиш. Чтобы очистить свою совесть? Неужели милый старикан имел в виду именно это? Значит, сомнения у него возникали с самого начала. Дэлглиш знал кое-что о той истории и о том, что у членов семьи и друзей было ощущение, будто тетушке Элли очень повезло избежать виселицы.
Мнение его отца, выраженное немногословно, нехотя и с жалостью, в сущности не отличалось от мнения, высказанного в те дни репортером местной газеты: «Каким же образом она надеялась выйти сухой из воды? Если бы меня спросили, я бы ответил: ей чертовски повезло, что ее не вздернули».
— Сообщение о наследстве стало для вас полной неожиданностью? — поинтересовался Дэлглиш.
— Да. Я видел ее первый и последний раз в жизни на том Рождестве, через полтора месяца после их женитьбы, когда умер мой дед. Мы всегда называли ее тетушкой Элли, хотя на самом деле, как ты знаешь, она была лишь женой моего деда. Но как-то трудно было представить ее своей приемной бабушкой.
То был обычный семейный сбор в Коулбрук-Крофте, родители привезли меня туда вместе с сестренками-близнецами. Мне тогда исполнилось четыре года, а близнецам — по восемь месяцев. Я совсем не помню ни дедушку, ни его жену. После убийства — если уж приходится употреблять это ужасное слово — мама увезла нас, детей, домой, оставив отца разбираться с полицией, адвокатами и газетчиками. Это было ужасное для него время. Думаю, что о само́й дедушкиной смерти родители сообщили мне не раньше чем через год. Моя старая няня Нелли, которую отпустили на Рождество к семье, поведала мне о ней вскоре после нашего с мамой возвращения. Я спросил ее: «И дедушка теперь навсегда останется молодым и красивым?» Бедная женщина, видимо, приняла это за детское чутье и почтительность. Боюсь, бедная Нелли была суеверна и сентиментальна. Но в то время я не знал никаких подробностей дедушкиной смерти и, разумеется, ничего не помню о том Рождестве и о моей новой, приемной бабушке. Слава богу, я был разве что не младенцем, когда произошло убийство.
— Кажется, раньше она была артисткой мюзик-холла? — спросил Дэлглиш.
— Да, причем талантливой. Дедушка увидел Элли, когда она выступала с партнером в Канне. Он поехал на юг Франции в сопровождении слуги, чтобы подлечиться. Насколько я понимаю, она проделала с ним фокус: его часы, висевшие на золотой цепочке, оказались у нее, и когда он пришел за ними, она «погадала» ему, сказала, что он англичанин, недавно перенес какую-то желудочную болезнь, у него два сына и дочь и вскоре его ждет замечательный сюрприз. Все было правильно, кроме того, что его единственная дочь умерла при родах, оставив ему внучку, Маргерит Годдар.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
