Кто б мог подумать, что к костру несут его? С таким лицом не в пламя — к небесам идут, С каким костер на Эте озирал Алкид. Ломались бревна, когда был возложен он.[70]
Лицемерная мифология добавляет, что на самом деле он не помер, а был быстренько поднят на Олимп, стал там богом и получил новую молоденькую жену. Но очевидно, что это по-голливудски счастливо приделанный хэппиэндовский аппендикс, пусть и несколько тысяч лет назад, но люди не меняются: героев всегда жалко.
Узнав о том, что она наделала, Деянира, говорят, повесилась. А во всем виноваты ее родители, нечего было девочку называть именем, которое переводится как «мужеубийца». Это же нейро-лингвистическое программирование!
Мораль: выходить замуж за вдовца, дети которого от предыдущего брака тоже погибли — это, конечно, весьма разумно экономически. Но сначала выясни, какие секреты в шкафу может таить твой потенциальный жених. Вдруг за рулем той машины сидела не погибшая жена, а он, и вдруг он вообще тайный алкоголик.
В колористической гамме, вдохновленной краснофигурной керамикой, всего в трех красках иллюстратор Пикар изобразил момент эвтаназии Геракла. Герой лежит на разведенном костре. Отравленная туника уже, наверно, сорвана с его тела, однако по соображениям викторианской морали чресла умирающего все-таки прикрыты. Чтобы визуально отделить тело Геракла от древесины, художник располагает между ними львиную шкуру — традиционный атрибут персонажа. Тем же светлым цветом выполнены языки пламени и вздымающийся дым.
Достопочтенный Альфред Джон Черч жил в викторианскую эпоху и занимался преподаванием и переводами классических латинских текстов. Также он опубликовал пересказы многих античных историй, написанные на английском языке и пользовавшиеся большой популярностью. Его книга «Stories from the Greek Tragedians» содержит более десяти пересказов прозой знаменитых греческих пьес, например, из эсхиловского цикла про «Семерых против Фив». Она была проиллюстрирована 24 рисунками в классицистическом духе, часть из которых принадлежала уже давно скончавшемуся Джону Флаксману, а другие были выполнены в его манере современными художниками, причем достаточно малоизвестными.
Пикар. «Геркулес на горе Эта». Иллюстрация к изданию А. Дж. Черча, «Истории из греческих трагиков», 1880
6.5. Цирцея
Маттейс Наиве. «Цирцея и Одиссей». 1702. Частная коллекция (Аукцион Sotheby’s)
Картина малоизвестного голландского мастера эпохи барокко изобилует деталями и подробностями. Колдунья Цирцея, приобнимая Одиссея, пытается его обольстить, испуганная, что на него не подействовало волшебство и он не превратился в животное. Одиссей, следуя совету бога Гермеса, явившегося ему перед дворцом волшебницы, угрожает ей оружием — мы видим меч, приставленный к животу Цирцеи. Прочие действующие лица на полотне — служанки колдуньи, которые пытаются очаровать воинов Одиссея и подают им вино и еду. На заднем плане видна странная группа существ, сидящих за обеденным столом, — ближний к нам, судя по всему, фавн, то есть козлиные ноги и рога у него с рождения. А вот остальные его собутыльники, например, мужчина с головой тигра, — уже жертвы колдовства Цирцеи. По залу бегают кабаны и обезьяны — другие заколдованные гости острова.
Живописец Наиве, сформировавшийся в XVII веке, но творивший и в следующем столетии, для XVIII века уже достаточно старомоден. Его картина — помпезная, пышная и перегруженная деталями, она напоминает сцену из театральной постановки в барочных костюмах. Возможно, именно театром художник и вдохновлялся. При этом в полотне есть удачные находки — например, золотая львиная морда на плече доспеха Одиссея хорошо рифмуется со звериной головой оборотня на заднем плане, позади фигуры царя. А рельефы на стенах и расставленные везде статуэтки диковинных существ придают картине дополнительное ощущение чудесного и странного.
Слышали, конечно, про колдунью Цирцею (Кирку), ту самую, которую так ославил Одиссей в своих мемуарах. Историю он про нее выдумал красивую, пугающую, хоть сейчас экранизируй в эстетике страшных сказок. Одиссей — если вы не задумывались об этом, сказочник был удивительный, сами глядите. Его обратный путь от места командировки занял 10 лет, жене надо было как-то объяснять, почему так долго (все имущество на нее было записано). И знаете, как он виртуозно целых семь лет списал? Мол, был в плену у нимфы Калипсо, а она с помощью магии и магнитных аномалий повлияла на восприятие времени: я думал, что семь дней прошло, а на самом деле семь лет. Гений! Командировочные, учитесь.
Про Цирцею он рассказывал, что она волшебным зельем превращала всех мужчин в животных, и ему (по совету бога Гермеса) пришлось ублажать ее сексуально целый год, чтобы она с ним и его командой не проделала того же. «Не виноват я, она сама пришла. Страшная, страшная колдунья». Товарищи его, что удобно, до родной Итаки не доплыли, все погибли, так что подтвердить или опровергнуть слова Одиссея перед Пенелопой было некому.
…Выпили те. Цирцея, ударив Каждого длинным жезлом, загнала их в свиную закутку. Головы, волосы, голос и вся целиком их наружность Стали свиными. Один только разум остался, как прежде. Плачущих, в хлев загнала их Цирцея и бросила в пищу Им желудей и простых, и съедобных и деренных ягод.[71]
Однако ж это мы отвлеклись — вернемся к менее прославленному эпизоду биографии Цирцеи, к тому, что с ней происходило до знакомства с Одиссеем. Знаем мы об этом не из рассказов сего великого героя, поэтому уровень истины, возможно, выше. Если так, все равно страшновато выходит.
Из какого сословия была Цирцея, непонятно, ясно только, что жутко блатная: либо дочь бога солнца Гелиоса, либо богини Гекаты (она за магию отвечала и подземное царство). Колдунья-психопатка Медея при любом раскладе приходилась ей племянницей, а веганка Пасифая — сестрой.
Выросла Цирцея тоже в Грузии, замуж ее совсем юной выдали за царя сарматов. (Сарматы — это где сейчас Краснодарский край, Донбасс и прочее Северное Причерноморье с курганами). Невеста была в длинном платье, скроенном по косой, из ткани с принтом по мотивам рисунков Сальвадора Дали — от Скиапарелли, коллекция 1938 года, модель «Слезы».
