Социальные работники возразили:
— Да, но решение было принято до рождения Саванны. Сейчас суду необходимо предъявить свидетельство о рождении, ваше свидетельство о рождении, документы Донны-Фей и бумаги о том, что департамент ознакомлен с ними, одобрил и утвердил их. До тех пор Саванна будет находиться под государственной опекой.
Нелепость этой системы очевидна. Мы пытались спорить с ними. Мы говорили:
— Зачем забирать у нас малышку, если в конечном итоге она к нам вернется?
Ситуация была нелепая: Саванна не могла оставаться с Донной-Фей в больнице и не могла быть с нами. Работники департамента еще раз напомнили, что Фэт лишили родительских прав и она не является опекуном ребенка. Мы тоже не являлись опекунами Саванны, пока не оформлены все бумаги. Ребенок находился под опекой государства до получения всех необходимых документов.
Казалось, социальные работники были довольны сложившейся ситуацией.
Я готова была взорваться от гнева и спросила у них:
— Можно узнать, что будет с Саванной? Она — брошенный ребенок, вы это хотите сказать?
— Нет, ее опекает департамент, поэтому мы определим ее в приют, пока будут оформляться документы.
Я с трудом могла в это поверить. Мне казалось, что это несправедливо — забирать ребенка у биологической матери и отдавать его незнакомым людям. На четыре дня? На пять? На неделю? Время — это важно. В первые дни жизни ребенок привыкает к людям, которые ухаживают за ним. Поэтому департамент разработал систему, позволяющую Саванне привыкнуть к любому человеку, которого она потом никогда не увидит, и разрушить связь со мной, женщиной, которая будет ее матерью до конца жизни.
Дэвид сказал, что мы отвезем дело в суд. Но суды остаются судами, у них всегда нет времени. Наш адвокат заявил:
— Мы не успеем оформить все к сроку. К тому времени, когда начнутся слушания, нужно будет забирать Саванну. Думаете, что сможете все это вытерпеть?
Я не была уверена, что мне это под силу. Представьте: Вашего ребенка забирают из больницы и везут бог знает куда. Вы не имеете права знать об этом. Они не называют имя няньки. Социальные работники объясняют это тем, что это конфиденциальная информация.
Я кричала:
— Разве мы можем быть уверены в том, что о малышке хорошо заботятся?
Женщина ответила по телефону, что у них все няньки официально зарегистрированы. Потом, чтобы успокоить меня, добавила, что они зарегистрированы также в полиции. Это еще больше меня взволновало. Женщина объясняла, что все няньки имеют опыт работы с новорожденными, как будто уход за детьми — это работа на конвейере.
Мы спорили до последнего, но все было бесполезно. Мы убеждали социальных работников в том, что это глупо и жестоко. Беседа накалялась. Я видела Саванну, держала ее на руках, и мне трудно было представить, что сейчас ее передадут на попечение людям, которые, как мне казалось, облечены властью и силой, но не озабочены благополучием нашей девочки. Но представители департамента заявили:
— Правила есть правила. Саванна не поедет домой, пока ваши документы не будут зарегистрированы в суде. Она не может оставаться в больнице, потому что не больна. Она будет находиться у официальных опекунов.
Я согласилась. Но куда ее повезут и с кем? Я не знала. Было так много споров с представителями департамента, что хотелось бросить все и разрешить им поступать так, как они считают нужным.
Я буду всегда благодарить Господа за помощь медперсонала, особенно старшей медсестры, которая дежурила в тот день. Она показала социальным работникам список, в котором были перечислены документы, позволяющие перевозить ребенка. Они могут прийти только послезавтра. Служащие департамента настаивали, говорили о судебной ответственности, но старшая медсестра в белом халате была неумолима.
— Я приношу извинения, но здесь больница, и вы не можете забрать ребенка без разрешения.
Я так волновалась, когда слушала ее разговор с работниками департамента. Они даже были слегка напуганы. Позже медсестра призналась, что не смогла отдать новорожденного ребенка, у которого еще не подсохла пуповина, младенца, за которым еще не начали ухаживать. Это просто издевательство, не только над ним, но и над его матерью.
Когда она сказала это, на мою душу пролился целебный бальзам. Не я, а Донна-Фей была матерью Саванны, но в то же время я почувствовала, что она и моя дочь.
Благодаря медсестре, этой строгой женщине, Дэвид, я и Донна-Фей провели несколько дней в больнице вместе с Саванной. Дэвид спал в кресле, Саванна — в своей кроватке, которую можно было использовать и как детскую ванночку. Донна-Фей лежала на кровати, а я — на полу.
Мы по очереди ухаживали за Саванной, носили ее на руках, укачивали, купали. Когда я говорю «мы», я имею в виду Дэвида, меня и отца, когда он приезжал нас проведать, а это случалось каждый день.
Мы, глядя друг на друга, твердили:
— Я не могу поверить, что она здесь.
Я говорю о себе и о Дэвиде. Донна-Фей, казалось, не знала, что Саванна тут, по крайней мере иногда.
Я посещала почти все занятия для молодых мам. Фэт не хотела их посещать. Она не возражала, просто не проявляла никакого интереса. Возможно, она устала.
Моя сестра все время спала. А я понимала, что я многому должна научиться. Я помню первый день, когда я держала Саванну на руках и она начала плакать. Я подумала, кому бы ее передать? И вдруг осознала, что некому. И стала успокаивать ее.
Были вещи, которые мне необходимо было знать. Какой температуры должна быть вода для ванны? Если прохладной, то насколько? Я ходила на занятия и слушала очень внимательно. Медсестра учила нас, меня и других мам, большинство из них были по-прежнему полными, и казалось, что им еще предстоит рожать. Мы очень уставали. Нам показывали, как нужно пробовать воду: сначала надо капнуть воду на запястье, проверить температуру, а затем уже опускать ребенка в ванну.
Меня научили, как держать Саванну на руках, чтобы ее голова не запрокидывалась назад, как брать чашку с водой, чтобы не опрокинуть ее на малышку. Меня очень беспокоил ее пупок, сухой и темный, как обгоревшая спичка. Медсестра научила меня обрабатывать кожу вокруг него и сказала, что скоро эта корочка отпадет. Если повезет, я найду ее либо в кроватке, либо в пеленке.
На занятиях я наблюдала за другими матерями. Они были полностью заняты своими детьми, но иногда я замечала взгляды, обращенные на Саванну. Это расстраивало меня. Наверное, они думали, как же это произошло? Белая мать, белый отец — и шоколадная малышка.
Они рассказывали свои истории, были до сих пор в больничной одежде, большинство из них носили больничные тапочки на распухших ногах. Я — в брюках и свитере — не могла к ним присоединиться.
Ни одна из них не подошла и не спросила:
— Что же произошло?
В больнице была иная атмосфера, она наполнена такими чувствами, как нежность и счастье. Две женщины подошли к кроватке, заглянули и сказали:
