Финбар шутливо бросил в Джозефа яблоко.
— Да ты настоящая нянька! Перестань суетиться. Однако Джозеф не согласился:
— Фиггс еще слишком мала, она может заблудиться, если уплывет одна далеко.
И они вместе отправились вниз по течению. В солнечных лучах толклась мошкара, испуганно шарахаясь от двух пробирающихся вброд незнакомцев. Приложив лапы рупором ко рту, Джозеф громко крикнул:
— Только не поворачивайся резко — она за нами. Джозеф немедленно обернулся. Фиггс сидела на плечах бурой выдры, а другие пятьдесят выдр выстроились в воде, угрожающе подняв луки. Финбар оглянулся через плечо и увидел, как внезапно появилось еще столько же воинов.
Фиггс слезла с плеч выдры и поплыла к Джозефу. Литейщик, не обращая внимания на нацеленные на него с обеих сторон копья и стрелы, недовольно пробурчал:
— Я — Нижнеречный Быстробег. А кто вы?
— Я Джозеф Литейщик, а это Финбар Риск, выше по течению — наши друзья.
— Знаю, мы следили за вами с тех пор, как вы устроили привал. Вы служите Ургану Нагру — Лисоволку?
Не успел Быстробег дотронуться до копья, как обе сабли Финбара сверкнули в воздухе. Он чуть присел на задние лапы и приготовился к бою.
— Нет, приятель, мы пришли с ним сражаться, и если вы на его стороне, лучше начать битву прямо сейчас!
Быстробег так и не вытащил воткнутое в землю копье, он протянул лапу Джозефу и Финбару:
— Ваш враг — наш враг. Мы будем сражаться вместе, Финбар Риск!
Вот так для команды «'Жемчужной королевы» начался последний переход к замку Флорет.
ГЛАВА 32
Утреннее солнце залило лучами рощицу на северо-востоке Леса Цветущих Мхов. На листьях и лепестках цветов сверкали капли росы, а из глаз бывшего боцмана «Жемчужной королевы» катились сверкающие слезы. Цап устал всю ночь продираться через лесные заросли, но едва он задремал, как его разбудили вздохи и рыдания приятеля. Злой и невыспавшийся капитан схватил украденный кубок барсучихи и прорычал:
— Подбери сопли!
Но Хвастопуз словно не слышал капитана, он вздрагивал всем телом, а слезы лились и лились на землю.
— За что ты убил старую барсучиху, капитан? Цап ходил вокруг Хвастопуза и говорил сквозь зубы:
— Я ее убил, потому что она хотела убить меня. Ты что, не понял? Чего ж теперь, сидеть здесь и реветь, пока нас не поймают?
Как всегда, Цап сопровождал свои слова пинками, но Хвастопуз сидел неподвижно, уронив голову на лапы.
Цап яростно затряс Хвастопуза:
— Слушай, ты, идиот! Я все еще твой капитан, и если я приказываю тебе идти, ты пойдешь!
Но стоило Цапу отпустить его, как Хвастопуз снова рухнул на землю в рыданиях. Цап схватил толстый сук и набросился на Хвастопуза.
— Поднимайся!
Хвастопуз встал. Он подошел к Цапу, глаза его странно блестели, лапы тянулись к горлу капитана, зубы были оскалены, он не замечал сыпавшихся на него градом ударов. Цап попятился, сук в его лапе сломался, он споткнулся и упал, а Хвастопуз вцепился в его шею. Он сжимал горло своего бывшего капитана все крепче. Последний хрип — и все было кончено. Тяжело дыша, Хвастопуз отбросил Цапа в сторону, как тряпичную куклу.
Полдень. Присутствующие на похоронах стояли вокруг засыпанного цветами холмика у юго-восточной стены аббатства. Взрослые и малыши одинаково печально смотрели на место последнего упокоения матушки Меллус. Симеон опирался на лапу аббата, который уже собрался с силами, — в начале дня он двигался словно в трансе, машинально выполняя все, что от него требовалось. В конце концов он вспомнил о своих обязанностях и сейчас, ободряюще похлопав Симеона по лапе, обратился к обитателям аббатства:
— Друзья мои, все стихи и молитвы прочитаны, матушка Меллус теперь в солнечных лугах, в стране тихих закатов, но она навсегда останется жить в наших сердцах. Мудрые слова матушки Меллус всегда помогали мне — и когда я был несмышленым малышом, и когда меня выбрали аббатом. Вот и сейчас я слышу, как она говорит мне, что жизнь в Рэдволле продолжается. Помните о ней и во время работы, и во время отдыха!
В лучах солнца что-то блеснуло, и, описав в воздухе дугу, на могилу матушки Меллус упал какой-то предмет.
Мышонок оказался самым проворным — он первым подбежал и поднял его.
— Фертил, смотри, это же чашка, которую мы выиграли!
— Возьмите ее и живите в мире!
Все подняли глаза и увидели, что на стене стоит Хвастопуз и с несчастным видом смотрит вниз, на могилу барсучихи. Лапа Тома потянулась к кинжалу, и он направился к стене. Сакстус крикнул Тарквину:
— Останови его!
Тарквин перехватил Тома, когда тот уже начал карабкаться на стену.
— Успокойся, старина! Давай послушаем, что он скажет.
Хвастопуз обошел вокруг, спустился по ступенькам в южной стене и остановился на последней. Хриплым от горя голосом он сказал:
— Сегодня утром я убил своего капитана. Ваша барсучиха была хорошей, и он напрасно убил ее… Я должен был остановить его, но все случилось так быстро… Как бы там ни было, я вернул малышам чашку, и теперь вы можете убить меня.
Сакстус взял из лапы Тома кинжал, спрятал его в широком рукаве и повернулся к мышонку:
— Ты видел, что случилось. Я оставляю тебе решать, заслуживает ли он смерти или будет жить.
Настало минутное молчание, все рэдволльцы с тревогой смотрели на мышонка, который серым клубочком подкатился к стене и взял Хвастопуза за лапу.
— Хвастопуз хороший, он не убийца, он делает лодки.
К ним присоединилась Фертил, она доверчиво прижалась к другой лапе Хвастопуза.
— Хур-р, правда, он хороший, и я его, это самое… люблю.
Сакстус улыбнулся:
— Иногда малыши видят все иначе, чем взрослые.
Фертил умоляюще взглянул на аббата:
— Скажите, что он может, это самое… остаться. Я позабочусь о нем.
Хвастопуз улыбнулся в первый раз со вчерашней ночи:
— Нет, малышка, позаботься лучше о себе, расти большая и будь умницей. Я бы и хотел остаться в аббатстве, но вряд ли смогу после всего, что случилось. В одном только я уверен — я больше не пират! На побережье, где я высадился, есть уютная бухточка — помню, как там красиво: родничок, всякие ягоды, и море рядом. Вот туда-то и направится старина Хвастопуз, там я и останусь жить.
