Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Однако в этом ответе содержится одно слово, с которым мы никак не можем согласиться, – это слово «искореняются». Психологические и в еще большей степени психоаналитические исследования показывают, что глубинную сущность человека составляют инстинктивные побуждения, имеющие элементарную, стихийную природу и нацеленные на удовлетворение известных первоначальных потребностей. Эти инстинктивные побуждения сами по себе ни хороши, ни плохи. Мы так классифицируем их и их проявления только в отношении потребностей и требований человеческого общества. Надо признать, что все побуждения, которые считаются обществом злыми и дурными, – возьмем для примера эгоистичные и жестокие побуждения, – как раз и являются такими примитивными, первобытными, исконными влечениями.
Эти примитивные побуждения долго развиваются латентно, ничем себя не проявляя, пока им не дают волю в зрелом состоянии. Их подавляют, направляют их энергию в другие сферы и области человеческой деятельности, они соединяются, сливаются, растворяются, меняют объекты воздействия и зачастую даже направляются против собственной личности. Картины реакций на определенные влечения симулируют их содержательные превращения – из эгоизма возникает альтруизм, из жестокости – сострадание. Сформированные таким образом реакции с самого начала благоприятствуют образованию пар противоположно направленных влечений, весьма странных и малоизвестных отношений, обозначаемых термином «амбивалентность чувств». Самый наглядный и понятный пример – это нередкое сочетание в душе одного человека любви и ненависти. Из психоанализа известно, что столь же противоречивые чувства человек может испытывать и к самому себе.
Только после преодоления всех этих влечений «волею судеб» устанавливается то, что мы называем характером человека, характером, который мы, в соответствии с несколько ущербной классификацией, называем либо «хорошим», либо «плохим». Человек редко бывает или абсолютно плохим, или абсолютно хорошим. Обычно он бывает хорош в каких-то одних проявлениях, плохим – в других. В одних условиях человек может принимать добрые решения, а в других условиях – наоборот. Очень интересным нам представляется наблюдение, что если в детстве преобладают сильные «злые» влечения, то, вырастая, такой человек зачастую становится «добрым». В высшей степени эгоистичные дети могут вырасти в бескорыстных и жертвенных граждан. Большинство склонных к состраданию людей, любящих других людей и животных, вырастают из маленьких садистов и мучителей кошек.
Преображение «злых» влечений осуществляется под влиянием двух равнозначных факторов – внутреннего и внешнего. Внутренний фактор опосредуется влиянием дурных, – скажем лучше, эгоистичных, – влечений, воздействующих через эротику и потребность в любви в самом широком смысле этого слова. Благодаря эротическому компоненту эгоистичные влечения преобразуются во влечения социальные. Положение, когда тебя любят, считается предпочтительным и выгодным, и ради такой выгоды человек отказывается от других выгод и преимуществ. Внешний фактор – это давление воспитания, представляющего притязания культурного окружения и имеющего продолжение в виде влияния культурной среды. Культура обретается человеком за счет отказа от удовлетворения влечений и требует от каждого приобщившегося к ней индивида такого отказа. На протяжении жизни индивида постоянно имеет место превращение внешнего принуждения культуры в принуждение внутреннее. Культурное влияние приводит к тому, что все большее число эгоистических устремлений благодаря наличию в них эротического компонента превращается в устремления альтруистические и социальные. В конечном итоге следует признать, что все внутреннее принуждение, имеющее значение в развитии человеческой личности, изначально – то есть от возникновения человечества – было только и исключительно принуждением внешним. Рождающиеся сегодня люди обладают предрасположенностью к превращению эгоистических влечений в социальные, и эта предрасположенность, являющаяся врожденной и унаследованной, обеспечивает упомянутое превращение под влиянием благоприятных внешних условий. Другая часть преобразования влечений происходит в дальнейшей жизни самостоятельно. В такой ситуации отдельный индивид не только испытывает влияние современной ему культурной среды, но и находится под влиянием культурной истории своих предков.
Если мы рассмотрим благоприобретенную способность человека преобразовывать свои эгоистические влечения эротического характера в культурные потребности, то убедимся, что они состоят из двух частей – врожденно обусловленной и благоприобретенной. Соотношение этих частей и неизменившейся части инстинктивной жизни является в высшей степени вариабельным.
В общем, мы склонны слишком высоко оценивать врожденный компонент культурной склонности и, следовательно, переоценивать влияние культурной склонности на остаточную инстинктивную жизнь; иначе говоря, мы думаем, что человек лучше, чем он есть на самом деле. Существует еще один момент, затемняющий наше суждение и искажающий результат в желательном для нас направлении.
Инстинктивные побуждения другого человека, естественно, ускользают от нашего внимания. Мы судим о его инстинктивных влечениях по его поступкам и поведению, откуда и делаем заключения относительно его инстинктивных мотивов. По определению, такие умозаключения нередко оказываются неверными. «Добрые» поступки в одних случаях могут быть продиктованы «благородными» мотивами, а в других случаях нет. Научная этика считает добрыми только те поступки, которые продиктованы добрыми побуждениями, в противном случае поступки таковыми не признаются. Руководствуясь практическими соображениями, общество не слишком заботится о таком принципиальном различении. Оно удовлетворяется тем, что человек в своих поступках и действиях придерживается культурных предписаний и потому мало интересуется его мотивами.
Мы уже знаем, что внешнее принуждение, каковое оказывают на человека воспитание и окружение, влечет за собой обращение инстинктивной жизни к добру и способствует превращению эгоизма в альтруизм. Но это влияние внешнего принуждения не является ни необходимым, ни регулярным. Система воспитания и окружение поощряют человека не только любовью, они могут премировать и другим способом – с помощью системы вознаграждений и наказаний. То есть внешнее принуждение может влиять таким образом, что воспитуемый делает выбор в пользу одобряемых культурой поступков и действий, но при этом не происходит облагораживания влечений, эгоистические наклонности не замещаются наклонностями социальными. Огрубляя, вывод можно сделать такой: лишь в особых условиях выясняется, когда человек делает добро исходя из внутренних побуждений, а когда вынужденно, руководствуясь соображениями пользы и личной выгоды. При поверхностном знакомстве с человеком мы не в состоянии понять, что движет его поступками, не можем провести необходимое различение, но, движимые оптимизмом, переоцениваем и завышаем число преображенных культурой людей.
Культурное общество, которое требует добрых дел и поступков, но не заботится об их инстинктивном обосновании, плодит, таким образом, множество людей, которые, подчиняясь требованиям культуры, не следуют собственной природе. Воодушевленное успехом общество впадает в заблуждение и начинает еще больше завышать нравственные требования, тем самым все более лишая членов общества возможности удовлетворять инстинктивные влечения. Людям остается только одно – силой подавлять свою потребность в удовлетворении влечений, и возникающее в связи с этим напряжение проявляется в самых странных формах компенсации и замещения. В области сексуальности, где подавление оказывается наиболее затруднительным, реакция проявляется в форме невротических заболеваний. Культурное давление в иных сферах, хотя и не оказывает очевидного патологического влияния и не вызывает клинически значимых расстройств, проявляется в особенностях формирования характера и в постоянной готовности – при благоприятных условиях – к удовлетворению подавленных влечений. Тот, кто вынужден в течение длительного времени реагировать на окружающие стимулы в духе предписаний культуры, каковые не являются выражением его собственных инстинктивных наклонностей, живет – с психологической точки зрения – не по средствам, так сказать, и объективно может быть назван лицемером, причем не важно, сознает он сам это противоречие или нет. Никто не будет отрицать, что наша культура в высшей степени благоприятствует формированию такого лицемерия. Рискнем даже предположить, что наша культура целиком построена на лицемерии такого рода и должна сильно измениться, если хочет вести людей, опираясь на психологические истины. Таких культурных лицемеров несравнимо больше, чем людей действительно культурных, и, конечно, можно дискутировать о том, насколько такое культурное лицемерие необходимо для того, чтобы наша культура не рухнула, но суть состоит в том, что, вероятно, культурные склонности ныне живущих людей просто не соответствуют требованиям культуры. С другой стороны, сохранение культуры обеспечивает перспективу и внушает надежду, что с каждым новым поколением будет происходить смягчение влечений, удобряющее почву для дальнейшего роста культуры.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
