– Я раньше никогда так не увлекался, – продолжил он. – Я был столь поглощен, что не отдавал себе отчет, читаю ли я что-либо. Я действительно жил событиями, о которых читал.
Они взяли кофейник, страницы с переводом, вернулись в гостиную и заняли привычные места на диване. Джуди сбросила туфли и поджала ноги под себя, устраиваясь удобнее и готовясь к длительному и напряженному чтению. Пока она читала, Бен наблюдал за ней. Рядом с ней он чувствовал себя надежней – рядом с Энджи он такого не испытывал. Джуди Голден обладала замечательной способностью чувствовать, что он переживает. А как раз этого Бену не хватало.
Пока она читала, – оба витали где-то между временем и пространством. Наступил момент, когда она оторвалась от действительности, ибо сейчас, пока ее глаза бегали по строчкам, Бен понял, что Джуди уже перенеслась в Иерусалим.
Джуди уронила листы бумаги на колени, уставилась перед собой и прошептала:
– Невероятно… Совершенно невероятно!
Бен осторожно собрал листы бумаги и аккуратно сложил их в стопку на кофейном столике.
– Значит, вы тоже это почувствовали?
Джуди повернулась к нему. Глаза у нее сделались круглыми от видений.
– Да! Как же я могла не чувствовать этого! Такое ощущение, будто две тысячи лет и вовсе не разделяют нас.
– Вы видели Иерусалим? Вы почувствовали Иерусалим?
Глаза Джуди сосредоточились на лице Бенджамена Мессера, и на мгновение в них мелькнула растерянность. Впервые с тех пор, как Джуди стала приходить к Бену, она заметила в нем нечто иное.
– Что вы видите, когда читаете эти слова? – спросила она, пристально наблюдая за его лицом.
– То же самое, что и вы. Оживленные улицы древнего Иерусалима, стены из глиняных кирпичей и высокие здания. На рыночной площади я вижу чужестранцев в цветных одеждах. Изящные улицы, где живут высшие слои римлян, убогие кварталы бедняков. Я слышу гомон множества языков и чувствую запахи тысячи вещей. Я чувствую, как жаркое солнце Иудеи припекает мне шею, я брожу по пыльным закоулкам Иерусалима.
По мере того как Бен говорил, он оживлялся. Его лицо горело, он энергично жестикулировал. Джуди вслушивалась во взволнованный голос Бена и видела, как в его глазах загорается свет. Взгляд его таил нечто новое… какую-то особенность, которую она до сих пор не замечала.
Телодвижениями, выражением лица Бен Мессер напоминал человека, вернувшегося домой после долгого путешествия.
Джуди взяла свою чашку с кофе, прижала к губам и долго не отнимала ее. Аромат горячего напитка согревал ей лицо и наполнял ноздри. Пока она сидела, слушая, как Бен рассказывает об Иерусалиме, и думая о словах Давида бен Ионы, она осознала, что с человеком, сидевшим рядом с ней, произошли определенные перемены.
– О чем вы задумались? – вдруг спросил он.
Да, нет сомнений, он изменился. Его речь уже не такая, как прежде…
– Я представляла картину Иерусалима, которую вы нарисовали. В ваших устах этот город ожил.
– Это заслуга Давида, а не моя. Он пишет так, что я вижу вещи таковыми, каковы они есть на самом деле. – Бен тяжело вздохнул и снова улыбнулся ей. – Знаете, что мне в вас нравится? Вы умеете хорошо слушать. Нет, дело не только в этом. Вы умеете хорошо приспосабливаться к новой обстановке. Похоже, вам все равно, идет разговор или нет. Я мог бы сидеть здесь и молчать, если захотел бы, а вы терпеливо сидели бы рядом со мной. А если бы мне вздумалось поговорить, вы стали бы слушать меня. Знаете, это редкое качество.
Джуди отвела взгляд. Она не привыкла к комплиментам. От них ей становилось не по себе.
Какое-то время Бен рассматривал ее профиль и задавал себе вопрос, не видит ли он ее впервые. Джуди Голден не назовешь хорошенькой девочкой, но у нее было интересное лицо. Большие задумчивые глаза с черными ресницами. Прямой острый нос и маленький рот. Черные волосы были всегда ухожены и блестели. Джуди была спокойной, почти интересной девушкой. И Бен радовался тому, что она сидит рядом.
– Знаете… Мне хотелось бы узнать… – Бен не договорил.
– Что бы вам хотелось узнать?
– Если заглянуть далеко в прошлое, то окажется, что моя семья действительно вышла из племени Бенджаменов. Может быть, как раз название племени, а не имя дяди стало причиной, по которой меня назвали Бенджаменов.
– Возможно. Имена племен продолжают жить в таких фамилиях, как Левайсы, Коэны и Ройбены. Если это так, то вы попали в хорошую компанию. Первый царь Израиля Саул вышел из племени Бенджаменов.
Бен кивнул.
– Саул… – задумчиво произнес он, представляя себе друга Давида. Как похожи их отношения с давней дружбой между ним и Соломоном! Общего было много: Соломон был крупнее маленького Бена, все время улыбался, не знал забот – все это помогало Соломону легко заводить друзей; тот Соломон остался в школе раввина, а Бен покинул ее… – Все так похоже… так похоже… – промолвил Бен.
– Простите?
– Я только что вспомнил друга детства, мальчика по имени Саул Лейбовиц. Наши отношения были очень похожи на дружбу Давида с Соломоном. – Бен вдруг покачал головой. – Нет, я имел в виду Давида и Саула. Соломон был моим другом.
Бен начал рассматривать свои руки. Он размышлял о решении Давида больше не изучать Тору. Он вспомнил последнюю встречу с Соломоном, во время которой говорил о своем желании отойти от ортодоксального направления в иудаизме.
– Знаете, – вслух сказал он, обращаясь сам к себе, – еще в те дни, когда я решил приехать в Калифорнию и поступить в колледж, я все еще хотел остаться евреем. Думаю, в то время я просто вводил себя в заблуждение. Или, возможно, я действительно боялся проявить честность к себе и друзьям. Но я сказал Соломону, что все же останусь евреем, несмотря на то что меня не интересует религиозное образование. Однако это была неправда. Я прикидывался. Оглядываясь назад, я теперь понял, что у меня не было намерения следовать иудаизму. В самом же деле мне хотелось скорее избавиться от него.
Он посмотрел на Джуди затуманенным взором.
– Знаете что? Втайне я всегда радовался, что не похож на еврея.
– Да перестаньте же…
– Это правда. И никто из моих друзей не знает, что я еврей. Это у меня вроде семейной тайны. В чулане спрятан прогнивший, рассыпающийся скелет, который воняет все больше и больше. Боже мой! – Он резко встал и засунул руки в карманы брюк. – Похоже на сумасшествие! Только послушайте, я выкладываю вам самую сокровенную, мрачную тайну. Могу представить себе, что вы должны подумать.
– Нет, не можете, – тихо сказала она.
Бен взглянул на нее. И снова это чувство – необъяснимое желание, чтобы эта девушка была рядом с ним. Это было смутное, мимолетное чувство, он не смог ни объяснить, ни уловить причину его возникновения. Разве он уже не давал себе слово, что не будет говорить ей о следующих свитках? Разве он уже не принял твердого решения не посвящать ее в эти тайны? Теперь он не мог понять, что именно, какое необъяснимое желание взяло верх над его рациональным мышлением и вынуждало все время приглашать ее к себе?
