Я покачал головой.
— Добро, которое творит зло. Боюсь, отец Борис, мне будет трудно принять вашу точку зрения. У меня нет такого ощущения, что этими изуверами и бандитами руководят глубоко спрятанные добрые чувства.
— А я согласна с отцом Борисом, — подала голос Ванда. — Теперь я понимаю, что я смутно чувствую тоже самое. Но я не хочу быть доброй к ним. Или не могу. После того, что они сделали с моим мужем. Есть вещи, которые невозможно простить никогда.
— Вещи, которые невозможно простить никогда, надо прощать непременно. Кому это удается, добивается великой победы над собой. Нет ничего проще, чем слепо следовать своим чувствам, особенно злым. Они ведут нас за собой, как слепого собака на повадке. Остановитесь, подумайте о том, ради чего, к каким последствиям это приведет прежде всего для вас. Не убить своего смертельного врага — это деяние достойное святого.
От неожиданности я даже присвистнул.
— Скорей на городской свалке вы найдете богатые золотые россыпи, чем на всей этой проклятой земле — хоть одного святого. Тут люди собрались совсем не для святости. У меня давно родилась мысль, что многие ищут некую заповедную территорию, где можно беспрепятственно выплескивать наружу скапливающееся в них зло. И между прочим это даже полезно; если такой площадке не будет, зло зальет, как половодье, всю планету.
Всемирный потоп зла — вот что однажды нас ожидает, коли не иметь возможности где-то брызгать накопившимся ядом.
— Страшно, страшно вы говорите, — почти простонал священник. — Вместо борьбы со злом внутри каждого человека, вы предлагаете ограждать на земле специальные территории, как хоккейные площадки, где бы люди выплескивали друг в друга накопившееся у них яд зла под присмотром специальных наблюдателей. И когда они посчитают, что зла выпущено достаточно, то этих людей на какое-то время возвращают в обычную жизнь. Вы представляете, чем это однажды закончится.
— Между прочим, это вы так так четко сформулировали эту идею, я же размышлял в общем плане. Но мне нравится, как вы развили его. Что касается последствий, то я больше боюсь этой самой борьбы со злом в каждом из нас. Еще неизвестно чем она завершится. Вы же ничего об этом мне знаете. Это на словах все выглядит красиво. А как будет на практике. А вдруг зло победит. И что тогда? Вы будете спящую собаку, а не знаете, станет ли она ласкаться или кусаться. — Я глубоко вздохнул, втянув в себя порцию немного прохладного воздуха. — Не знаю, как вы, а я пойду будить нашего дезертира. Его время стоять на часах. А я чертовски хочу спать.
Глава седьмаяМы шли по территории, где полноправным властителем был один из самых известных полевых командиров Умар Султанов. Дорога полого поднималась в гору. Но идти было пока легко, так как за ней хорошо следили.
Признаться я думал, что не все последуют за мной. Но когда я утром объявил направление своего движения, никто не сказал ни слова, все молча согласились с выбранным маршрутом.
Я размышлял, почему так произошло, зачем эти люди последовали за мной? И пришел к выводу: они не знаю куда идти и сопровождая меня, они как бы обретают некую цель своего движения, более того, цель жизни.
Цель скорей всего иллюзорную, но разве не таковы по сути дела все наши цели?
Как я уже сказал, мы шли по территории, которую контролировал Умар Султанов. Но пока никаких примет этого контроля я не замечал, вокруг было абсолютно тихо и пустынно. Федералы сюда еще не поднимались, разве только отдельные группы разведчиков, которые оставались незаметными. Но не были видны тут и следы пребывания боевиков.
Такая тишина внушала мне особые опасения. Опыт предупреждал меня: она не может быть случайной. Я внимательно осматривался вокруг, но ничего подозрительного не обнаруживал.
У меня не было конкретного плана действий. Да и как я мог его составить, если не знал, где находится Султанов, как к нему подобраться? Поэтому я надеялся, что обстоятельства сами подскажут, что следует делать. Я не раз в жизни убеждался, что некая сила, что неизмеримо могущественнее нас, сама ведет нас к нужной цели. Отец Борис не преминул бы заметить, что эта сила — Бог, который направляет каждый наш шаг. Но мне почему-то не хотелось думать в таких терминах.
Я подозвал к себе Павла. Меня всегда удивляло, что с лица этого парня в течение всех суток не сходило сонное выражение. Интересно, сколько ему надо времени для сна, чтобы однажды оно бы исчезло, как старая обгоревшая кожа, и он обрел бы вполне бодрый вид.
— Посмотри окрестности повнимательней, не нравится мне эта тишина. А тебе?
— Тишина как тишина, лучше, чем когда стреляют.
Я не стал ему возражать, но я твердо знал, что это правилодействует далеко не всегда, нередко все обстоит с точностью до наоборот.
— Давай иди, только старайся быть незаметным.
Павел пошел вперед и вскоре исчез за поворотом. Когда же мы тоже дошли до поворота, то его нигде не было видно.
Я вдруг почувствовал, что мои нервы напряжены до предела. Я сам не знал, почему, но ощущение опасности нарастало, как звук приближающего поезда. Я сделал жест, призывающий всем остановиться. Пока у меня на рассосется это чувство, я решил дальше не идти.
Внезапно раздался какой-то странный шум. Затем я увидел, как по косогору, словно змея, извиваясь, ползет Павел. При этом он еще умудрялся махать нам рукой, призывая ложиться.
— Все быстро ложитесь, — негромко скомандовал я.
Павел сполз к дороге, затем, низко пригибаясь, побежал по направлениям к нам.
— Там впереди замаскированный пост. Я видел троих. Они меня не заметили только потому, что молились, — доложил мой разведчик.
Не зря внутренний голос мне посоветовал остановиться, подумал я.
— Где они?
— Там, — указал направление Павел. — До них метров триста.
— Должен тебя огорчить, но тебе придеться поучаствовать в битве. Не очень большой, не такой, как при Каннах, но все же в настоящем сражении. Если хочешь остаться в живых, действуй, как тебя учили твои командиры.
Павел откровенно скривился.
— Я тоже пойду с вами, — вдруг сказала Ванда.
Я хотел было возразить, но посмотрев на решительное и суровое выражении ее лица, промолчал.
— Показывай, как к ним лучше и незаметней подобраться, — сказал я Павлу.
— Я знаю, я видел, как это можно сделать.
Втроем мы сошли с дороги и стали подниматься на гору. Преодолев половину дистанции, вертикальное положение сменили на горизонтальное. Таким не самым приятным и быстрым способом, обдираясь об острые камни, достигли вершины.
— Видите, они вон там, — показал Павел на небольшой перелесок.
Но сколько я не всматривался, ничего не замечал; маскироваться эти гады умели замечательно. И все же через несколько минут я их обнаружил после того, как увидел, как сверкнул на солнце какой-то оптический прибор или прицел. Только после этого я сумел различить, где они находятся.
