В тот день я принесла ему подарок от Виолы. Корзинка источала аромат жареной курицы и теплого яблочного пирога. Доктор здоровой рукой брал пузырьки с полки и сыпал понемногу в ступку, а Сэмюель ожесточенно растирал снадобье пестиком.
— Как вкусно пахнет, — доктор поднял голову. — Надеюсь, там найдется что-нибудь для меня.
— Да, сэр. Виола благодарит за помощь с кошкой. Тут и для тебя пакет, Сэмюель. Виола просила, чтобы ты зашел к нам по дороге домой, она хочет еще что-то передать твоей маме.
Сэмюель пересыпал порошок в чистый пузырек, но он не умел читать и писать, так что доктору пришлось самому карябать инструкции на бумажной этикетке. Скрюченные, иссохшие пальцы правой руки, на мой взгляд, лучше не становились. Он с большим трудом написал строчку левой рукой и недовольно поглядел на результат.
— Жуть. Ничего не разобрать.
Надпись ужасно напоминала каракули моего самого младшего братишки.
— Доктор, — сказала я, — хотите, я за вас напишу. Он тут же ответил:
— Конечно, хочу. Вот это была бы громадная помощь. Как я раньше не подумал.
Он протянул мне чистую этикетку и карандаш. Я решила для начала выбрать задачу полегче и принялась писать печатными, а не письменными буквами. Я вывела медленно и тщательно: «РАСТВОРИТЬ В СТАКАНЕ ТЕПЛОЙ ВОДЫ ДВЕ ЧАЙНЫХ ЛОЖКИ БЕЗ ГОРКИ И ТРИЖДЫ В ДЕНЬ ПРИКЛАДЫВАТЬ К ПОРВАННОМУ УХУ».
— Куда лучше, — одобрил доктор.
— Хотите, я отнесу?
— Был бы очень признателен. Это на ферму МакКарти, а у меня сегодня визит еще к одной больной телке, совсем в другую сторону.
Я отправилась на своих двоих на восток, а доктор с Сэмюелем — в повозке на запад. До фермы МакКарти было добрых двадцать минут ходу. Я то и дело останавливалась, чтобы поглядеть, кто обитает в дренажной канаве, и записать свои наблюдения за флорой и фауной.
На ферме меня встретила худая, с обветренным лицом хозяйка дома. Ее муж в коровнике возился с телкой, у которой было сильно порвано ухо.
Я протянула мистеру МакКарти лекарство. К моему удивлению, он выудил десять центов из кармана мешковатых штанов и протянул мне.
— Это вам, мисси.
— Нет-нет, мистер МакКарти, не надо.
— Надо, надо. Купи себе этой новомодной содды в лавке.
Я пробормотала «спасибо» и убежала, зажав в кулаке нежданную добычу. Братья нередко получали мелочь за выполнение разных поручений, но я только один раз заработала деньги, когда целую неделю приглядывала за негритянскими детишками — их мамаши собирали в это время хлопок. К тому времени, когда я добралась до лавки, я приняла решение: «содда» из фонтанчика — это, конечно, прекрасно, но куда лучше добавить добычу к сокровищу в сигарной коробке — будет два доллара и семьдесят семь центов. И главное, не проболтаться братьям о таком прекрасном источнике дохода. Какая же я все-таки умная.
Приглядевшись к тому, что делает доктор, я сообразила, что он снова и снова назначает одни те же порошки и смеси.
— Доктор Прицкер, — предложила я, — давайте я надпишу вам заранее целую кучу этикеток. Я могу написать этикетки для арники, для мускатного семени, для скипидарной мази. Я заметила, что вы их часто используете. Тогда они у вас уже будут, даже если меня рядом нет.
Он широко улыбнулся — сначала мне, а потом Сэмюелю.
— Что верно, то верно, кое у кого в голове настоящие мозги.
Я даже немножко загордилась и с особым тщанием взялась за работу. Когда я закончила, он мне дал целый четвертак.
Я обдумала ситуацию — что ему нужно, и что мне. У него огромная гора счетов и писем, того и гляди со стола свалятся. А почерк у меня, по правде говоря, красотой не блещет. И тут у меня родился план. Я заговорила с Агги, когда она что-то зашивала.
— Ты совсем не пользуешься пишущей машинкой. Поучишь меня печатать?
Она не скрывала своего удивления:
— С чего бы? Зачем тебе?
Кто-нибудь другой, не такой настойчивый, может быть, и отступил бы, но от меня так легко не отделаешься. И я знала, за какую веревочку потянуть.
— Я тебе заплачу.
Она обдумала мое предложение.
— Заплатишь за то, что я тебя буду учить печатать?
— Ага.
— Зачем?
— Чтобы самой заработать.
Она лукаво ухмыльнулась:
— Поняла, поняла. Ты хочешь работать на этого старого грязного еврея, да? Хотя для еврея у него на удивление хорошие манеры, не то что у других. Этого у него не отнимешь.
— Это ты о докторе Прицкере? — я удивилась и даже обиделась. — Ну конечно, он иногда довольно грязный. Будешь грязным, если работаешь в конюшне или в свинарнике. Но он потом всегда моется. Он даже носит в мешке с инструментами кусок мыла. Я видела. И не такой уж он старый.
— Ничего ты в жизни не понимаешь, — она мерзко хихикнула. Убила бы!
— А вот и неправда! Я много чего понимаю.
— Ну да. Ты кучу всего знаешь, чего и знать не стоит. Жуки да тритоны. Кому это надо?
Я с трудом сдерживала ярость.
— Скажешь тоже! Это очень важно. Дедушка говорит…
— Еще один старый дурень. Зачем ты с ним водишься, скажи на милость?
Я ее чуть не стукнула. Но тогда точно начнется вагон и маленькая тележка неприятностей. Нет, так мне от нее ничего не добиться. А дело важное. Я собрала свою волю в кулак и постепенно успокоилась.
— Если ты меня научишь, я смогу заработать немножко денег.
— Значит, ты хочешь потратить деньги, чтобы их заработать?
Когда она так говорит, получается и вправду глупость.
— Сколько ты мне заплатишь?
Этот вопрос я уже давно обдумала.
— Целый доллар. Наличными.
— Не так уж много. Мне нужно два.
Я попыталась прикинуть шансы: хорошо известно, устный счет — моя сильная сторона. Может, припугнуть ее слегка? Скажем, змеей? Это бы помогло. Но она нажалуется маме, и мама прикажет Альберто изловить и убить змею. Несправедливо убивать невинное создание ради наживы. Можно, конечно, попытаться давить на жалость, да только жалости в Агги ни на грош. Поскольку в голову ничего не пришло, пришлось сказать правду.
Я сглотнула:
— Целый доллар — это для меня ужасно много, Агги. Может, для тебя это и не так. Но для меня — ужасно много.
Она оглядела меня придирчиво, ясно было, что теперь она вычисляет в уме.
— Доллар пятьдесят.
— Договорились, — мы пожали друг другу руки. Больше, чем я собиралась платить, меньше, чем она надеялась получить. — Когда начнем?
— Как только ты заплатишь. Да, и купишь новую ленту. Мою использовать не дам.
