Зеландские соседи мой план поддержали, и Вартислав начал отступление. Юлиус фон Фаерст, к которому подошло подкрепление в виде лёгких конников из Вормса и Меца, оставил на переправе через Траве пару сотен пехотинцев и кинулся вслед за венедами. С того дня прошло ещё три, и всё это время мой отряд тихо сидел в дебрях и ждал, пока германцы немного расслабятся. Я думал, что католики уменьшат количество охраны в больших обозах. Но нет. Несмотря на то, что Вартислав и Верен приковали к себе основные силы противника, караваны по-прежнему двигались в сопровождении серьёзных воинских отрядов. По лесам бегали саксонские егери, и каждый вражеский обоз на ночь останавливался в удобном для обороны месте, а на опасном направлении выставлял заслон из повозок и сторожей с собаками. Всё это стало меня немного нервировать, и я уже почти решился расколотить один из таких караванов ударом в лоб. Но тут появилась более заманчивая цель.
По дороге двигался отряд королевских рыцарей, восемьдесят отборных головорезов с сотней пехоты и двумя десятками егерей. Они сопровождали тридцать превосходных фургонов и пару десятков лиц, которые выглядели как гражданские. И хотя я не знал, что везут в повозках, но было ясно, что гвардейцы Конрада Третьего не поедут в армию герцога Генриха просто так. Да и сопровождаемые ими граждане, которые были одеты словно вполне обеспеченные горожане, меня заинтересовали. Поэтому выбор цели был очевиден. Бьем рыцарей и хватаем языков и только после этого переходим к продовольственным обозам, которые идут вслед за германскими аристократами…
Позади хрустнула ветка, и, даже не оборачиваясь, я знал, что это Калеви Лайне, Радко Самород, Поято Ратмирович, Гнат Твердятов и Торарин Мох. Командиры моего войска молча остановились рядом, и я отдал им приказы на предстоящий бой:
– Радко, Поято и Гнат атакуете стоянку противника. Варяги обходят германцев слева, киевляне справа, а пруссы бьют по центру. Окружаем их и давим. Так, чтобы ни одна падлюка не ушла и караван на дороге не предупредила. Лайне и Торарин, ваши люди выдвигаются дозорами вдоль тракта. Хеме идут по направлению к реке, а вароги двигаются к Гамбургу. Следите за дорогой. Сейчас рыцарей перебьем, трупы до утра приберём, встанем у дороги и будем ждать обоз. Всё ясно?
Командиры ответили еле слышным выдохом. Они всё понимали, ибо люди опытные, даже Торарин, который за минувшую весну и это лето забрал несколько вражеских жизней.
Пришла пора действовать, и спустя несколько минут за моей спиной скопилась сотня воинов из экипажа «Перкуно». Я прислушался к ночной тишине, уловил, что отряды Твердятова и Саморода готовы к выдвижению, и, не вынимая из ножен клинок, вышел из леса на поле.
Под ногами оказалась высокая трава, на которую уже начала опускаться роса, и я молча двинулся в сторону вражеских костров. В душе царила уверенность, что бой будет выигран малой кровью, и я чувствовал, что ветераны моей дружины готовы к очередной схватке с противником, который будет повержен.
Метров десять прошёл спокойно, когда охранники стоянки наконец подняли тревогу. В темноте разнеслись их гортанные выкрики, и они побежали в сторону повозок. Дружинники напряглись, и я отдал команду:
– Вперёд!
Закованная в броню сотня бросилась вслед за караульщиками, а я продолжил идти, словно находясь на прогулке. Да оно, по сути, так и было, ибо сегодня я в одной брезентовой куртке и свободных штанах, а из оружия – только меч.
Воины из экипажа «Перкуно» обогнули меня, миновали сторожевые костры, влетели на стоянку и вступили в драку. С другого конца лагеря тоже закричали вражеские пехотинцы, а затем пришли звуки боя. Звон стали и хрипы умирающих людей, фырканье лошадей, которые чуяли кровь и пытались вырвать из земли колья с верёвками, щелчки арбалетов и боевые кличи людей. Сегодня всё это не горячило мою кровь, я делал работу, был собран и не собирался кого-то убивать. Однако подраться всё же пришлось, поскольку рыцари, полусонные, без брони и без своих грозных лошадей, показали, на что способны.
Когда бой уже подходил к концу, по окрику кого-то из своих командиров гвардейцы короля Конрада стянулись к одной повозке, встали вокруг неё и отбили первый натиск воинов Поято Ратмировича. Мои дружинники нахрапом лезть не стали, а окружили очаг сопротивления и по команде сотника выдвинули вперёд арбалетчиков, которые начали отстрел рыцарей. Крестоносцы, которых оставалось не более сорока человек, примерно двадцать пять гвардейцев и пехота, после первого же залпа потеряли четверть своих товарищей и рванулись на прорыв.
– С нами Бог и Дева Мария! – услышал я громкий голос вражеского лидера и в свете костров, в которые подкинули сушняка, разглядел крепкого статного воина в сапогах, узких штанах и с мечом в правой руке. Больше у германца не было ничего, но это его не смущало. По пояс обнажённый мускулистый боец выскочил из строя своих товарищей, его клинок указал на лес, и католики бросились на дружинников.
Пруссы приняли рыцарей и немногочисленных пехотинцев на щиты. После чего мечи мореходов стали вонзаться в не прикрытые бронёй тела врагов и кромсать их на куски. Но три человека, два из которых получили ранения, каким-то чудом проломились через строй мореходов и побежали к спасительной для них лесной чаще. Вот только на их пути оказались киевляне Твердятова, и они замерли. Смерть для них была повсюду, позади и впереди – куда ни кинь, всюду клин. И тогда вожак рыцарей, который повёл их в последний бой, посмотрел на своих раненых друзей, вновь повернулся к пруссам, вскинул меч и, потрясая им над головой, закричал:
– Язычники, я, рыцарь короля Эринфрид фон Хаммер, вызываю на поединок любого из вас! Дайте честную схватку, сволочи! Не трусьте!
Призыв германца вряд ли кто понял, ибо для пруссов и киевлян это дикая тарабарщина человека, который вот-вот будет убит, и его тело обглодают лесные звери. Но я речь рыцаря разобрал, и в них мне послышалась такая боль настоящего воина, не желающего погибать от стрелы, что в моей душе его вызов нашёл отклик. Он хотел смерти в бою и надежду на последнюю победу, и я решил, что должен дать ему этот шанс, пусть призрачный, ибо он слабее, но уж какой есть.
Рукоять Змиулана, словно поддерживая моё решение, ткнулась в ладонь, и я прошёл через строй воинов. Арбалетчики уже были готовы выстрелить в храброго германца, но я поднял руку и произнёс:
– Этого убью сам!
Стрелки отступили, после чего вокруг рыцаря и подранков быстро образовался круг из пруссов. Варяги и русичи в это самое время сгоняли в кучу пленных и обыскивали фургоны, а бойцы Поято стали зрителями поединка. Ну а сам Эринфрид фон Хаммер понял, что ему дают возможность сразиться в одиночном бою, расплылся улыбкой и двинулся на меня.
Рыцарь был опытным поединщиком, шёл легко и красиво, вроде бы шажки маленькие, но стремительные. Расстояние между нами небольшое, метров шесть-семь, и вскоре мы скрестили мечи. Гвардеец на секунду замер и попробовал поймать мой взгляд, но вокруг полутьма, в которой мелкие детали не разглядеть, и его клинок метнулся в мою голову. Я удар отбил, и он отступил. После этого рыцарь попытался вновь атаковать, и опять неудачно. Снова произошёл размен ударами, и противник стал ускоряться. Отлично поставленные и хорошо отработанные удары посыпались на меня градом, Хаммер показал своё мастерство. Удар! Отбив! Выпад! Финт! Стальные клинки мелькали вокруг двух людей, и завороженные блеском мечей воины что-то выкрикивали. Но вскоре гвардеец стал выдыхаться. Он не мог выдержать яростного темпа и уже понимал, что его смерть близка. Играть с ним в честный поединок стало неинтересно, и мои дружинники в очередной раз убедились, что их вождь крут и силён, а раз так, то пришла пора заканчивать этот бой.
