В общем, Крезину было о чем волноваться, к тому же легкомыслие и пренебрежительность эльфа его не только удивляли, но и тревожили. Дисон служил придворным врачом несколько поколений династии Виллаев и опекал Малдраба с пеленок, до сих пор иногда относясь к нему, как к ребенку. Почему же сейчас он столь несерьезно воспринял слова друга? И в пресловутом Храме Жизни не-людь не очень заботился о сохранении хороших отношений с девушкой-двойником – так, запротестовал для приличия, бросив все на самотек… На усмотрение обиженного до глубины души императора! Если хорошенько поразмыслить, в последнее время от эльфа почти не исходят вообще никакие рекомендации. Неужели он решил, что Путь Всех Святынь должна пройти не только подложная принцесса? Кто их знает, этих длинноухих…
* * *
Лин сочиняла письмо. Сидела в своей темной маленькой комнатке с окошками-бойницами и пыталась перенести необычную просьбу на бумагу. В Храме Войны высокородным гостям предоставили в пользование левое крыло местной гостиницы, построенной в виде замка – мрачный серый камень, окна-щели, ров, крепостной вал и подъемный мост, который вряд ли когда-нибудь поднимется. Обстановка же словно должна была служить напоминанием о последствиях войны – голые стены, стол на трех ножках (четвертой служил подоконник), табуретка, узкая деревянная лавка-кровать и закопченная лампа, опасно кренившаяся на бок. Кстати, желающих решить спор посредством Меча не убывало, поэтому в деньгах храм недостатка не испытывал.
Именно о Мече Ненависти хотела написать Лин. Вернее, попросить Малдраба Четвертого сделать так, чтобы на церемонии присутствовали только принцесса и принц, да и то поодиночке. Написать, естественно, не от своего имени – ее ни за что не послушают. Но если подписаться, скажем, Варластом… О случившемся с ним знают немногие, сам он с претензиями не заявится, а несколько человек останутся в живых.
Слова подбирались с трудом, еще тяжелее удавалось выводить вычурные буквы. До сих пор Лин не приходилось обмениваться посланиями на бумаге, и она не думала, что местные литеры так сложно писать. Читались-то они легко, на раз-два!
Аргументы тоже были не ахти: «…ради страны…», «…незаменимые люди…», «…неоправданный риск…», «…особая ответственность…». Она тщательно вычерчивала предложения, понимая – император вряд ли дочитает до конца. Неправильные это были доводы. Не веские. Но не писать же: «Ваше Величество, я боюсь стать причиной смерти тех, кто мне не нравится (и вас в том числе), поэтому прикажите жрецам выдумать новый обряд, в котором мы с Мечом будем наедине. Скажу по секрету: касаться его я не собираюсь, поскольку иногда так ненавижу саму себя…», или – «Ваше Величество, не пускайте моих врагов в Храм Войны вместе со мной, а то как бы они не умерли…». Не поймет Малдраб столь откровенного признания, посчитает очередной блажью чокнутой девки, еще и придворных для массовки пригонит, поскольку кончина неприятеля – причина для праздника, а не для горя.
Марк говорил, она мается глупостью, ведь кому суждено утопиться, на виселице не помрет. А если проще – каждый получает то, что заслужил.
Кари серьезно и убедительно заверил, будто она слишком добрая, чтобы ненавидеть кого-либо по-настоящему (Лин вспомнила, как жрал ее чувства Огонь принца, и усмехнулась про себя), поэтому волноваться не о чем.
А девушке было страшно. Она силилась представить, как входит в зал, идет к постаменту, протягивает руку, касается рукояти… Ни о чем не думая, в голове пустота и безразличие. Ладонь разжимается… а в мозгу проскакивает мысль: «Насмотрелись, гады…» – вскрик, грохот упавших тел, красный поток заливает плиты… Лин не хотела этого! Еще во Влае, просматривая книги, она поражалась кровожадности Меча Ненависти. Возможно, не все это знали (или не хотели признавать), но он откликался на любые негативные чувства, даже поверхностные и не замеченные самим паломником. То есть опасности подвергался любой случайно попавшийся на глаза и чем-то досадивший человек, а не только откровенный неприятель.
Можно, конечно, всю церемонию простоять, думая о цветах и облаках. Однако Лин понимала – хоть какая-нибудь мысль да выскочит, и, вероятнее всего, отнюдь не та, с последствиями которой легко смириться. Вдруг она вспомнит, что Марк и здесь кутил с подружкой до утра, послав к Реху обязанности хранителя?
Интересно, что на этот раз приготовил неизвестный противник? После Храма Любви девушка старалась свести к минимуму свои передвижения, а, оставаясь в одиночестве, почти всегда принимала тот, второй облик, помня о его нечувствительности к ядам. Эх, лишь воочию увидев смерть, Лин вспомнила об уязвимости собственной жизни.
Тогда, возвращаясь из Сада Сердца (между прочим, по ранее испробованной методике, поскольку Геданиот заявил, что напрасно рисковать не имеет смысла, и всю последующую дорогу по прямой раздвигал перед нею кусты), девушка решила – отныне будет наслаждаться исключительно своим собственным обществом.
Не вышло. Когда она заявила, что хочет побыть одна, парни не протестовали – такое потрясение, как-никак, столько переживаний (впрочем, Марк считал Зелину гораздо страшнее, но его слова звучали не слишком убедительно). А вот когда принесли обед, рассчитанный, по меньшей мере, на орду голодных оборотней, и Лин в обличье золотоволосой красотки попыталась снять пробу со всех блюд… Да, их изумлению не было предела. Потом Кари догадался:
– Здесь нет яда!
– Забыл положить? – огрызнулась она.
Метаморф слегка смутился.
– Нет, просто понимаешь, – начал он мямлить, – после аспа я всегда проверяю еду перед тем, как ее несут сюда. На меня яд не действует, но его присутствие я могу ощутить.
Что сказать в ответ, Лин не знала. Надо же, какая забота! Зато гвардеец легко нашел нужные слова – правда, не в тот адрес:
– Ты, значит, отраву в пище ищешь… Детка, позволь уточнить – кто тут кого охраняет? По-твоему, я похож на принцессу? Сейчас этот, – небрежно кивнул он в сторону Кари, – дожует и уйдет, а я тебе докажу, кто из нас принцесса!
К счастью, его обида быстро прошла, и после ужина Марк отправился на поиски очередной «приятности».
Мысли о вчерашнем дне не мешали девушке выводить замысловатые буквы, больше похожие на похмельных жуков – корявые и с наклоном в разные стороны. Между ними неопрятно пестрели синие пятна – привыкнуть к перу и чернильнице было сложно. Ничего, это можно списать на спешку и волнение!
Дата и подпись. Она грустно улыбнулась сама себе.
Шел тринадцатый день увлекательной и опасной игры, которую называют жизнью. Ее игры.
Дальше возник вопрос о доставке послания. Проще всего было бы подсунуть его под дверь императорской комнаты, но если кто-либо заметит принцессу, тайком пихающую отцу письмо, вопросов не избежать. Хранителей посылать – откровенно гиблое дело: если поймают Марка, Его Величество не будет готов к диалогу, если отправится метаморф… Точно! Кому передавать корреспонденцию от Варласта, как не его ученику? Пусть даже бывшему…
Окрыленная этой идеей, Лин тщательно сложила исписанную бумагу и переступила порог. Двойное «Ах!!!» едва не загнало ее обратно в комнату – в коридоре Кари не оказалось, а на его обычном месте сидели двое коллег гвардейца. Подавив желание захлопнуть дверь с внутренней стороны, девушка степенным шагом направилась в сторону императорских покоев, проклиная свою рассеянность: это ж надо было так не вовремя вылезти им на глаза в столь неподходящем облике!
