В голове вдруг раздается голос Линуса: «Зачем на нее вообще время тратить?»
Зачем? Почему я трачу на это время? Что я здесь делаю?
– …отовсюду – дурные влияния, но в них нет любви, только страдания…
Иззи все еще бубнит, ее стих превратился в окончательно плохой рэп. У нее там еще один лист А4. Однозначно пора валить.
Я сжимаю братову руку и показываю на дверь. Он поднимает брови, я уверенно киваю. Даже какой-то едва слышный нечленораздельный звук издаю.
– Нам пора, – обрывает Фрэнк Иззи. – Спасибо за воду.
– Идти?
Лоутоны сидят как подкошенные.
– Но Иззи еще не дочитала.
– Мы ничего не обсудили.
– Встреча только началась!
– Ага, – радостно заключает Фрэнк, и мы поднимаемся. – Все хорошо, Оди?
– Вы не можете уйти, пока Иззи не дочитает стихотворение! – Миссис Лоутон здорово разозлилась. – Извините, но кто так себя ведет?
Тут я наконец обретаю голос.
– Вы поведение хотите обсудить? – Я как будто бы сказала заклинание. Все смолкли. Их точно парализовало.
Возникает какая-то странная пауза – как будто наша атмосфера распространилась на весь «Старбакс», хотя и всего на секунду. У мистера Лоутона все лицо перекосилось. Словно реальность наконец прорвала защищавший его мыльный пузырь, и на краткий миг он был вынужден увидеть меня именно такой, какая я есть. Та, кому все это делали.
Все это, да. Все, что они делали. Говорили. Писали. Делала ваша дочка с хвостиком. Да, именно.
На Иззи я не смотрю. Зачем тратить силы на то, чтобы перевести взгляд на нее? Зачем я буду тратить хоть микроджоуль своей энергии на этого человека?
Затем мы с Фрэнком идем к выходу, не оглядываясь, не желая тратить больше ни единой секунды своей жизни на это сраное дерьмо.
И мне должно бы стать хорошо. Да? Мне кажется, что я победила. Разве нет?
Но теперь, когда все позади, я чувствую только какую-то пустоту. На обратном пути Фрэнк сказал лишь одно: «Ну и чокнутые». Затем сообщил, что ему надо вернуться в школу, в техническую лабораторию, я обняла его пок
репче и пробормотала ему в плечо:
– Спасибо, прямо не знаю, как тебе отплатить.
– Ну, давай я в пятницу обе пиццы выберу. О’кей?
Сейчас уже семь, и я осталась одна. Родители на сальсе. Они ничего не знают. Это так странно. Я встретилась с Иззи, а они и не догадываются.
Я написала эсэмэс Линусу. Извинилась, что взорвалась тогда. Признала, что он был прав, что ходить не следовало, что я скучаю и очень хочу увидеться.
То есть я думаю, что мы оба правы. Я права в том, что мне не стало хуже и меня не надо собирать по кусочкам. А Линус – в том, что изначально не стоило тратить на нее время. Так что когда он ответит, я его позову к нам, и, может, мы сможем вернуться к другой теме, о которой мы говорили в парке.
Прошло уже два часа, а он так и не ответил. Я уже миллион раз проверила, точно ли телефон видит сеть, но дело не в этом. Но ладно. Может, он занят или что еще.
Но к десяти он так и не написал. А Линус всегда отвечает. Не позднее чем через час. Он находит способы. Он писал и с уроков, и с семейного ужина и откуда только не. Он не из тех, кто не ответит. А сейчас не пишет.
Одиннадцать. Не ответил.
Полночь. Ответа нет.
Уже час ночи, и я не знаю, что делать. Уснуть я не могу. Даже лечь не могу. То есть я официально «пошла в кровать» три часа назад, но даже постель еще не разобрала. Я хожу по своей комнате, пытаюсь унять крутящиеся вихрем мысли, но они уже обрели ураганную силу.
Я испортила отношения с Линусом. Он мне больше не напишет. Все кончено. Он прав, я эгоистка. Не надо было мне затевать эту идиотскую встречу. Зачем я это сделала? Почему? Я постоянно делаю глупости. Я такая тупая кретинка и неудачница, и вот я испортила единственное хорошее, что у меня было в жизни, он меня ненавидит, и я ничего не могу поделать. Все пропало. И виновата я, я совершила просто идиотскую ошибку…
Ход мыслей ускоряется, я шагаю все быстрее, и я хватаю себя за руки, оттягиваю кожу, пытаясь… не знаю, что. Сама не понимаю. Посмотрев в зеркало, я пугаюсь собственного дикого взгляда. У меня все тело как будто как-то искрит, как будто я живее, чем надо, как будто тело слишком накалено. Может быть такое, что в теле слишком много жизненной силы? По-моему, у меня что-то типа этого. И все очень быстро. Пульс, мысли, шаги, впивающиеся в кожу ногти…
Может, надо что-нибудь принять. Кажется, что эту мысль мне кто-то очень разумный на ухо нашептал. Да. Конечно же. Мне есть что принять. У меня много всего.
Я принимаюсь рыться в своей волшебной коробочке, в спешке роняя на пол пузырьки и блистеры. Так, клоназепам. Штуки две. Три. Я глотаю и жду, когда все утихнет. Но мысли все еще кричат в голове, носясь по кругу, точно машины на гоночной трассе, это просто невыносимо. Обязательно надо отсюда сбежать…
Тут мне вдруг в голову приходит еще одна блестящая мысль. Пойду погуляю. Растрачу энергию. И свежий воздух пойдет на пользу. Вернусь, отосплюсь, как говорят, утро вечера мудренее.
МОЕ БЕЗМЯТЕЖНОЕ ЛЮБЯЩЕЕ СЕМЕЙСТВО – РАСШИФРОВКА ФИЛЬМА
ИНТЕРЬЕР. РОУЗВУД-КЛОУЗ, 5. ДЕНЬ
Камера дергается, потом ее ставят где-то высоко. Когда оператор выходит, мы видим, что это ФРЭНК. Он в гостиной. И он очень обеспокоенно смотрит в камеру.
ФРЭНК:
Эта штука работает? О’кей. Привет. Я – Фрэнк Тернер, это мой видеодневник. Моя сестра Одри пропала. Это кошмар. Мы встали утром, а ее нет. Родители обезумели…
Он ненадолго закрывает глаза.
ФРЭНК:
Они винят меня. А это…
Он с несчастным видом выдыхает.
ФРЭНК:
В общем, ладно. Я рассказал им о вчерашнем. Ну а как иначе. Одри, если ты это смотришь, – у меня не было выбора.
Долгая пауза.
ФРЭНК:
Одри, пожалуйста, пусть ты вернулась и смотришь это.
Раздается звонок в дверь, и он подскакивает на целый километр.
ФРЭНК:
Погодите.
Он выбегает из гостиной. Проходит несколько секунд, потом он понуро возвращается, а с ним ЛИНУС.
ФРЭНК (в камеру):
Это не она. Это Линус.
