Но то было раньше. Теперь же, после двух убийств, валяясь на полу замызганной квартиры в Выхине, он ясно отдавал себе отчет, что стал классическим подозреваемым, по крайней мере в одном из них. Эта чудовищная расправа не входила в его планы, все карты спутались, ни о какой явке к жене уже не могло быть и речи. Во всяком случае, в ближайшее время. Сначала он должен все выяснить сам.
Глава 29
В агентстве было тихо и темно. Половину сотрудников распустили на вынужденные выходные. Жалюзи были опущены, зеркала закрывали черные кружева.
Пресс-агент Кознов занимался похоронами, Катька отбояривалась от «Поколения XXI». Особняк осаждали вездесущие репортеры. Охрана не пускала никого.
В кабинете Ревенко расположились два следователя. Вернее, один старший следователь, Александр Владимирович Клюквин, и его напарник, капитан из МУРа Сергей Быстрицкий. Они тщательно изучали всю документацию и досье на каждого служащего и актеров. Периодически они вызывали Кознова, Катьку и Петрова. Но ничего вразумительного они добиться от них не могли.
Катька только плакала, утирая насквозь промокшим платком красные глаза, Кознов разводил руками, никого не подозревая, а Петров, по-стариковски всхлипывая, хватался за сердце.
— Бог мой, какие славные были девочки!.. — причитал он, попивая из термоса какую-то дрянь. — Ума не приложу, кому нужно было их убивать!
— Виктор Григорьевич, а куда же пропала Любовь Николаевна? Сотрудники говорят, что уже неделю ее не видели, — задал резонный вопрос Быстрицкий.
— А болеет, сердешная, уже неделю как раз и болеет, — шепелявил Виктор Григорьевич.
— Ну, раз нельзя ее вызвать сюда, тогда придется ее навестить, — предложил следователь, полноватый мужчина в сером, помятом костюме.
— А и навестите, касатики, навестите. — Петров мелко затряс головой.
— Виктор Григорьевич, я бы не советовал вам строить из себя дурака. Вы умный человек, опытный, и прекрасно понимаете, что если в ходе расследования всплывут какие-то махинации, даже не связанные с убийствами, то вам…
— Да бог с вами! Какие махинации? — Петров промокнул вспотевший лоб платком. — У нас все честно, вся документация перед вами. Езжайте к Ревенко, Любовь Николаевна все подтвердит.
— Сережа, ты продолжай, а я поехал к Ревенко. Господин Петров изволит ваньку валять, не имеет смысла развлекаться вдвоем, — Клюквин поднялся и направился к выходу. — Да, кстати, поди-ка сюда, — он обернулся и поманил Быстрицкого к себе.
Капитан подошел, и Клюквин очень тихо ему сказал:
— Ты, Сережа, помурыжь-ка его подольше. Не хочу, чтобы он успел Ревенко предупредить. Я лучше внезапно. И понаблюдай за ним.
— Понял, Александр Владимирович.
Быстрицкий сделал серьезное лицо, вернулся к Петрову и без обиняков задал вопрос:
— Ну, Виктор Григорьевич, рассказывайте, в каких отношениях вы были с убитыми?
— Кто? Я? Да это… Да как же… — запыхтел Петров.
Клюквин хмыкнул, уже в дверях погрозил Быстрицкому пальцем и вышел.
Звонок в дверь застал Любовь Николаевну за прежним занятием. Привалившись на постель, она маленькими глотками потягивала из горлышка коньяк. Но пьяна она не была. После своего заявления бандитам, которое, как она надеялась, все же состоялось, она не спускала глаз с молчащего телефона в ожидании их следующего шага. Прошли уже почти сутки, но ни ее, ни Настю не беспокоили. Ревенко была напряжена, словно натянутая струна, и только заветная бутылка позволяла не сойти с ума от страха. Пронзительная трель в прихожей подкинула ее с кровати, и, держась за стены, Ревенко пошла открывать.
«Значит, на дом нагрянули. Ну, что ж, это даже к лучшему. Убить меня не посмеют, потому что выкупа в квартире нет. А может, и договоримся, чем черт не шутит».
Решив, что пусть все идет, как идет, Любовь Николаевна даже не посмотрела в «глазок» и открыла дверь.
На пороге стоял мужчина лет сорока. Он добродушно улыбался в пышные усы, стараясь спрятать под очками лукавое выражение. На бандита он был явно не похож.
— Вы кто? — насупившись, спросила Ревенко.
— Разрешите представиться, — он показал ей красное удостоверение. — Старший следователь районной прокуратуры Александр Владимирович Клюквин.
— Ах да, конечно — Ревенко запахнула халат и отступила на шаг назад. — Проходите, вас следовало ожидать. Извините, я плохо себя чувствую, я не в форме…
— Я тоже, — улыбнулся следователь.
Они вошли в прихожую.
Клюквин почему-то разулся и застыл на месте, разглядывая Любовь Николаевну, статную блондинку с умопомрачительными синими глазами. Лицо ее было слегка одутловато, припухшие веки свидетельствовали о недосыпе, нечесаные пряди рассыпались по плечам. Но женщина была невероятно красива, Клюквин не мог этого не заметить и чуть-чуть растерялся.
— Вот, пожалуйста, — Ревенко подала ему тапочки, затем собрала свои роскошные волосы и скрутила их на затылке. — Давайте в кухню, у меня кругом бардак. Кофе? Чаю? Может быть, виски?
— Чаю накачаю, кохую нагрохаю… — устало улыбнулся Клюквин.
— Что-что? Не поняла…
— Любовь Николаевна, это шутка, — успокоил он ее. — Если можно, чаю, пожалуйста, и без сахара.
— Да, конечно. Присаживайтесь. Я сейчас все сделаю… Не обращайте внимания, я немного не в себе.
Клюквин уселся за стол и как-то сразу вписался в интерьер уютной ревенковской кухни. Вся его могучая фигура, пухлые руки и добродушный взгляд тотчас же расположили к нему Любовь Николаевну.
— Александр Владимирович, вы поймите меня… Погибли две мои актрисы. Самые перспективные. Я очень нервничаю. Даже на работу не хожу. Сил нет.
— Любовь Николаевна! Я все понимаю, и именно поэтому я здесь. Я, наверное, не вовремя, но мне необходимо задать вам несколько вопросов.
— Господи! Ну какие вопросы?.. Девочки погибли… За что? Почему? Ничего не понимаю. Бред какой-то!
— Вот это я и пытаюсь выяснить. — Клюквин сделал глоток чаю и аккуратно поставил чашку на блюдечко. — Давайте спокойно поговорим. Это ведь и в ваших интересах.
— Ну да, конечно, вы правы… Извините, можно я переоденусь? — смутилась Ревенко. — А то как-то неловко — вы в костюме, а я в халате…
Следователь согласно кивнул, и Любовь Николаевна удалилась в спальню. Она присела на постель, дотянулась до ополовиненной «Метаксы», немного выпила и крепко задумалась. Она, разумеется, готовилась к подобной встрече, но все произошло так внезапно и так некстати, что Любовь Николаевна совершенно растерялась и теперь пыталась припомнить заготовленные ответы. Услышав вежливое покашливание, она сообразила, что отсутствует уже неприлично долго, и вернулась в кухню.
Увидев все тот же голубой халат, Клюквин деликатно промолчал.
