Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
– Ох, – вздохнула Фелиция. – И как их понять, если они сами себя не понимают. Не хотите есть свежую, можете отварить.
– Да уберу, уберу! – говорила Фелиция. – Лично я предпочитаю живую дичь. Это еда аристократов. Это во-вторых. А во-первых, ты ее поймай! Подежурь с мое, погоняй по дому, а потом ори. Ничего не видела отвратительней хозяина в очках с соленым огурцом во рту.
Отойди. Дай пройти.
Можно ненавидеть друг друга. Можно входить в метро, не глядя друг на друга. Можно ехать в вагоне, уткнувшись в журнал.
Но стоит запищать десяточку голосков в корзинке у девушки.
А там, прикрытые сеточкой, копошатся желтенькие, как солнышко, цыплятки.
И все перестанут думать о себе.
И просветлеют.
И никто не спросит, куда их везут, чтоб тактично не испортить себе настроение.
У меня живет паук по имени Исаак.
Работяга.
Поставишь ведро – тут же привяжет к умывальнику. Письменный стол – к трубе.
Сковородку – к газовой духовке.
Тишка-Тихон-Тишка
Огромный черный грязный одесский кот.
И Фелиция – москвичка с белым носиком, белыми лапками, чистенькое, ароматное создание.
Ее берут в Одессу на лето.
Тихон – местный бабник.
Кот со стальными нервами.
Даже присутствие чужого рыжего кота Аркадия его не волнует.
Он влюблен в холодильник.
Он трется возле него.
Он нежно мяучит:
– Давай заглянем… На секундочку… Мы не будем ничего оттуда брать. Мы просто откроем, заглянем и закроем. Я забыл, что там. Я, кажется, туда что-то положил вчера. Кажется, сосиску Да. Точно. Вспомнил. Я положил сосиску. Такую розовую. Приятную Да. Точно. Мы сейчас откроем. Глянем – есть ли она там, и тут же закроем. Мр-р-р… А-а-а… Ну кто здесь хозяйка? Наталья Валерьевна, на одну минутку… Кто там рычит? Фелиция? Не обращайте на нее внимания.
Фелиция с подоконника:
– Ну мразь! А вы ему верите. Он туда сосиску положил? Эта жадина? Ненавижу. Эти одесситы – такие лжецы, предатели, хитрюги… Мы, русские… То есть вот у нас в Москве… Ну конечно, холодно. Мы почти не выходим. И грязь, и снег. Не очистишься… Но мы все чистые. А этот – посмотрите на его зад. В паутине. И смотрите, что с ним творится!
Где он был всю ночь?! Шерсть скаталась, плешь между ногами. Представляете – протер…
У нас с едой нет проблем. Потому что мы не жадные.
Вы посмотрите на него! Пш-ш-ш! Пошел вон!
Отвратительный мужик! И запах от него…
Пш-ш-ш! Пошел вон!
Я просила его кастрировать. Я в ногах валялась. Отрежьте ему. Я вот это его видеть не могу.
Всё! Выпустите меня! Я оттуда полюбуюсь на мучения этого лжеца.
Сосиску он подбросил!..
Не давайте ему ничего. Я сама видела – он спит с собаками! Вот пусть и жрет их кости!
Всё! Я пошла на концерт! Там чудный мюзикл «Кошки». Сейчас я мелодию оттуда вспомню – «мр-р-р… я-я… мр-р-р…» Из-за этого мерзавца только про солдат – «он солдат, мама, на границе…» Нет… М-р-р… Тьфу… Вы все мне неприятны. На концерт, на концерт…
Собака Даша
Собака Даша у нас страдает.
В будке, на цепи, на проволоке.
Молодая, длинноногая, ласковая, но печальная.
Ночами воет. Будит. Беспокоит.
Встал я утром. Пришел утром к ней.
– Ты чего воешь по ночам? – спросил я Дашу. – Я же молчу, хотя верчусь, храплю, страдаю. А ты воешь, Даша, воешь. Ты чего?
– Душа болит.
– Вот не знал, что у собак душа.
– Но мы же воем.
– А мы хохочем.
– Я думала, что это лай.
– Нет, хохот. Это когда мы слышим не то, что видим. Мы начинаем хохотать. А вам кажется, что лаем. Но посмотри, я тебе и будку, и загончик, и еду…
– Нет, – сказала Даша. – Материально ничего. Но эти ночи… Ты когда-нибудь однажды ночью на цепи сидел?
– Боюсь, что да!
– В мои-то годы?
– Боюсь, что нет!
– Что же ты всего боишься, босс?
– Я каламбурю, пёс.
– А я и туда не могу. И здесь не могу. Вот что ты сделал со мной, мой хозяин.
– Снять ошейник?
– А я уже сбегала. Музыка там. Кафе. Таких, как я, ханыг голодных…
– А я и не знал.
– А я вернулась. Я и сейчас из ошейника выдергиваюсь, смотри… А вот так надеваю…
– Значит, и сбегать не хочешь?
– Нет… Валяюсь и вою. Как луна по краю облака ударит серебром – не могу, не могу… Я не могуууу…
– Ты выть мне перестань, собака.
– А ты теперь прикинь: мне сколько?
– Год примерно. Это много?
– Да уже немало. Ты о детях что-нибудь слышал?
– Ха!
– Нас было шестеро. Нам было хорошо.
– Ну, вам и есть там было нечего.
– Зато все свои. Вот у тебя еды много, а свои есть?
– Ха…
– И меня ты вырвал, посадил на цепь. Налил миску и попрекаешь.
– Хочешь назад?
– Нет. И туда не хочу, и обратно. Конечно, здесь супы, уколы, прививки…
– Ты всем мешаешь.
– Ну выгони.
– Ты успокойся.
– Я спокойна.
– Завтра поедем знакомиться. Есть тут один… Полюбишь.
– Лучше его сюда.
– Нет… Он слишком дорогой. Так что сиди. Молчи. Нет. Нет! Молчи… Молчи…
Я вышел и сторожу велел ей затянуть ошейник.
«Как страшно развит в человеке…»
Как страшно развит в человеке хватательный инстинкт, сколько мужчин падают в магазинах во время примерки брюк.
Теряют равновесие, падают, ломают головы.
Казалось бы: выпусти брюки из рук, наступи.
Не выпускает, прыгает, прыгает, падает, ломает кабину, валяется голый среди зала.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
