Клифф стянул с себя шорты, а с Линн трусики, приподнял ее и стремительно вошел в нее, образовав единый сгусток наслаждения.
— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Кто произносил эти слова? Он? Она? Оба? Разве имело это какое-нибудь значение? Значимым в эти упоительные мгновения было пульсирующее в их жилах, растворенное в их крови — больше чем физическое, больше чем духовное — сознание близости, когда тела их конвульсивно двигались, желая достичь близости еще большей, почти невозможной — близости, которая смогла бы восполнить долгие месяцы разлуки.
Линн изгибалась, вторя его мощным толчкам, отвечая на них, щедро даря ему то, что он жаждал обрести в ней.
Ее крик нарастал крещендо, пока не пролился горячими слезами счастья, которые хлынули из ее глаз, когда неземное, космическое блаженство подхватило, закружило и понесло ее в заповедные райские кущи, где хотелось остаться навеки, потому что там был Клифф, была она и было счастливое умиротворение и упоительное чувство любви...
Что-то щекотало ему шею. Клифф поднял голову: это были ресницы Линн, и они трепетали, точно крылья колибри. В уголках ее рта играла блаженная улыбка. Клифф встал, подхватил ее на руки и понес в спальню. Откинув покрывало, опустил ее на белые простыни и лег рядом. Она все так же улыбалась, одними губами, не открывая глаз. Он провел ладонью по ее спине, упиваясь ее наготой.
Они не произносили ни слова, но разлитое в воздухе напряжение передавалось им и постепенно трансформировалось в движения. Сначала робкие: мизинец скользнул по руке, ресницы коснулись щеки, ладонь легла на согнутое колено. Затем нервная дрожь, тихий стон, судорожный вздох, раскрытые губы на теплом теле.
Наконец они, не таясь, слились в едином любовном порыве, в одном крике наслаждения, в конвульсивном сокращении мышц, в едином дыхании, хриплом и прерывистом, то приближаясь к краю, то отдаляясь от него, растворяясь друг в друге.
— Клифф... — откуда-то издалека долетел до слуха Линн ее собственный голос.
Сильные ладони обхватили ее бедра, разводя и одновременно вскидывая, она импульсивно подалась ему навстречу, и в следующий миг ее уже увлекал неистовый и неудержимый водоворот блаженства. Время остановилось...
Когда Линн проснулась, было темно. Она лежала с открытыми глазами и думала о том, какую глупость совершила. Ведь был же момент — наверняка был, — когда она могла заставить себя остановиться, могла остановить его. Она должна была опомниться, взять себя в руки, сказать себе, что это ни к чему хорошему не приведет.
Так что же она делает? Хочет с его помощью смягчить свое горе? Или примириться с жизнью?
Она всей грудью вдохнула обволакивавшие его запахи. Линн прекрасно понимала, что, даже будь у нее время на раздумья и возникни в голове мысль, которая пересилила бы желания плоти, она все равно ни на что не променяла бы эти сладостные мгновения.
Однако больше этого не повторится.
Осторожно, чтобы не разбудить Клиффа, она поцеловала его в щеку и, соскользнув с кровати, направилась в ванную, которая находилась в противоположном конце дома. Она принимала душ, когда он присоединился к ней. Вид у него был сонно-умиротворенный, не вязавшийся с ее деловым настроем, — густая темная шевелюра слегка растрепана, темно-карие глаза как будто подернуты пеленой воспоминаний, свежая щетина на подбородке.
Не успела она глазом моргнуть — не говоря уже о том, чтобы возразить, как он заключил ее в объятия.
У нее перехватило дыхание.
Медленно, чувственно он намыливал ее тело. Сон с них как рукой сняло, ни один из них уже не чувствовал себя ни умиротворенным, ни пресыщенным. Клифф поднял ее, держа за ягодицы, приник поцелуем к ее губам и одновременно вошел в нее. Они снова любили друг друга с глубокой, неизбывной страстью, как любовники, которые не знают, что с ними будет завтра, но не могут отказаться от своей любви.
Потом они долго стояли молча, глядя в глаза друг другу, пока вода наконец не остыла.
— Что будем делать? — спросил Клифф, провожая Линн, которая уже успела одеться, в гостиную.
Линн остановилась и с вызовом посмотрела на него. Расправленные плечи, гордо поднятая голова — ничто в ней не напоминало ту податливую, мягкую женщину, которую он совсем недавно сжимал в объятиях. Как будто холодный душ остудил ее.
— Что делать? — переспросила она. — Что и планировали.
— Кто планировал? — Он протянул к ней руку, но Линн отошла на шаг в сторону, и рука его безжизненно упала.
— У меня создалось такое впечатление, что у тебя никаких конкретных планов не было, — сказала Линн, надевая босоножки.
— Мы не можем сделать вид, будто ничего не случилось, — возразил Клифф. — Не можем вычеркнуть из нашей жизни то, что произошло между нами.
— Возможно, но это ничего не изменило.
Клифф не верил своим ушам.
— Это изменило все! Неужели ты не понимаешь, Линн?
— Что именно?
— Нас. Мы должны признаться, что по-прежнему любим друг друга.
Она вперилась в него пристальным взглядом.
— Да. Этого-то я и боюсь. Что ж, коль скоро в итоге все по-прежнему, мне, пожалуй, пора идти.
— Куда? Ты опоздала на последний паром.
— Я сняла комнату в местном отеле и сказала Луизе, где остановлюсь, так что мне лучше быть в номере на случай, если она позвонит.
— Мы можем позвонить в отель и оставить мой номер. Мы могли бы поужинать вместе. Я поймал большого лосося. Я...
— Нет, Клифф.
Он не мог позволить ей уйти.
— Кто такая Луиза? Нянька?
Линн улыбнулась. Хорошо. Она задержится еще на несколько минут, с тем чтобы объяснить ему, почему именно теперь ей так необходимо обрести свободу.
— Она больше, чем просто нянька, — ответила Линн. — Луиза мой друг, моя домохозяйка, она заменила мне мать. Думаю, она не поймет, если я проведу ночь не в отеле, а где-то в другом месте.
— Даже если узнает, что ты ночевала у своего мужа?
— Лу не знает, что у меня есть муж. Она считает, что, кроме детей, у меня никого нет. Для нее и для жильцов я Линн Касл. И зачем ей про тебя знать, если очень скоро ты перестанешь быть моим мужем уже и официально?
На скулах у него проступили пятна румянца.
— Я уже говорил тебе, что хочу жить с тобой. И я не шучу. — Голос его смягчился. — Милая, мы так много можем дать друг другу. Мы так нужны друг другу.
Линн принялась рыться в сумочке в поисках ключей.
— Клифф, наши желания сейчас не главное. У меня дети, у которых есть собственные желания и потребности. Так что мне больше нечего сказать. То, что произошло сегодня, было ошибкой. Я понимаю, что не должна была позволять себе распускаться, и всегда буду сожалеть о том, что сделала. Но я не в силах этого изменить, так что остается лишь примириться. Мы простые смертные, Клифф, а простые смертные часто отравляют друг другу жизнь. Прощай.
