Сегодня поздно ночью, когда закончится свадьба, я должен сообщить Норе, что уезжаю в Израиль на тысяча девятьсот восемьдесят один день, потому что числа имеют для евреев глубокое значение, как и буквы их Древнего алфавита.
Бред. Сон. Сумасшествие. Завтра, 16 марта, мой самолет вылетает в Москву в час дня, а 17 марта в полдень прибываю в Тель-Авив.
Я ничего не сообщил Фире. Она поступила бы на моем месте точно так же. Собственно, она всегда так поступала. Она всегда, а я — впервые.
Осталось еще страниц десять из Фириного послания. Страниц десять, так и не прочитанных мной. Я прочту их в самолете и нисколько не удивлюсь, что все опять совпадет.
Чем я буду заниматься в Израиле? На каком языке говорить? Что делать? Я бросаюсь в омут с головой. Нет!
Это не омут, а целебный источник с живой водой. Я уверен в этом, как уверен в том, что моя мама поддержала бы меня, и я обязательно еще найду этому подтверждение.
Фирины письма научили иначе смотреть на вещи, находить в окружающем особый смысл.
А может быть, я просто безумно хочу ее? Хочу эту женщину. Желаю. Жажду Может, я раб своих сексуальных желаний? Только и всего. «Седина в бороду — бес в ребро», «Лишь счастливая любовь может продлить зрелому мужчине молодость». Примитивные афоризмы из журналов лезут мне в голову.
Наливаю два бокала шампанского. Подхожу к дочери. Музыканты сделали перерыв, и она о чем-то оживленно болтает в кругу бывших одноклассниц. С удовольствием отмечаю, что Рита— самая привлекательная из них.
— Дочь, можно с тобой поговорить?
— Конечно, папочка.
Рита выпрыгивает из девичьего круга, подходит ко мне.
— У меня тост, — подаю ей шампанское, — немного странный, правда... тост... Я хочу выпить за то, чтобы ты хотя бы раз в жизни испытала то, что чувствую сейчас я.
— А что ты сейчас чувствуешь, папа? — кокетливо заглядывает она мне в глаза.
— Не только сейчас, а последние полтора месяца.
— Да! Я понимаю, подготовка к моей свадьбе, волнения, единственная дочь.
— Рита, речь не о тебе. То есть о тебе, потому что я хочу, чтобы ты узнала... настоящую любовь.
— А Валерик, по-твоему, не настоящая?
— Не знаю. На этот вопрос можешь ответить только ты и только самой себе... если, конечно, наберешься смелости.
— А ты, значит, последние полтора месяца это испытываешь?
— Да.
— Ну и как?
— Рита, не паясничай, моя ситуация может вызвать у тебя какую угодно реакцию, только не насмешку... Завтра я улетаю в Израиль.
— Надолго?
— Надолго. Очень надолго.
— Значит, твоя любовь ждет тебя там. Кстати, мысль о любви к моей матери мне даже в голову не пришла.
— Это только подтверждает правильность моего решения.
— Где ты будешь жить?
— В Иерусалиме.
— Можно навестить тебя там с новорожденным внуком?
— Рита, Рита, как у тебя, оказывается, все просто... Конечно, приезжай.
— Говорят, иерусалимский воздух очень полезен для младенцев. О! Идея! Может, мне вообще приехать туда рожать? Медицина там на высшем уровне. И потом, родить ребенка на Святой земле — это грандиозно!
— Приезжай, рожай, вскармливай. Я действительно буду рад и помогу тебе всем, чем смогу.
— Ну вот и договорились! — Рита звонко чмокает меня в щеку. — Смотри только, чтобы твой внук не оказался старше твоего сына.
— Как это?
— Ну, новая семья, новые дети...
— Я не думал о новых детях.
— А ты подумай. Может, есть еще что-то важное, негуманное... Знаешь, я хочу поменять тост.
— На какой?
— Давай выпьем за то, чтобы ты все учел перед отъездом, чтобы в Израиле смог хорошо устроиться.
— В смысле?
— Материально. Мне понравилась твоя идея. Ваш брак с мамой давно уже приказал долго жить, а богатый папочка в Израиле — это очень удобно. Престижные курорты. Мертвое море. Что там еще есть?.. Кажется, горные лыжи зимой. Ах да, еще Красное море, коралловые рифы.
— Откуда такие познания?
— — Мы с Валериком долго спорили по поводу медового месяца, выбирали между Индией и Израилем.
Ритина прагматичность ошеломляет меня.
— Значит, ты поддерживаешь мое решение?!
— Вполне. И нисколько не сомневаюсь, что у тебя все получится. Ты же у меня гений! Супермен! Короче, старый умный еврей. Ну, очень умный...
— И не совсем старый.
— Да уж! Похоже, тут я ошиблась.
— Маме не говори, я сам.
— Да. Это по-мужски. Думаю, наша прагматичная мама тебя тоже простит... на каком-то этапе. Грязи Мертвого моря ей очень пригодятся для продления вечной молодости.
— Я разделил семейный капитал на три равные части. Твоя часть переведена в швейцарский банк. Я открыл там счет на твое имя.
— О! Это самый лучший свадебный подарок! Я уже обожаю свою будущую мачеху и моих будущих сводных братьев и сестер!
Мелодия вальса плавно захватывает танцующие пары. Валерик отвешивает поклон, забирает у меня Риту.
— Совет да любовь, Герочка!
У меня, оказывается, мировая дочь! Живи как хочешь, только про меня не забывай — открытым текстом.
Если бы с Норой все оказалось также просто. Как вспомню о предстоящем разговоре, поджилки трясутся. Тридцать лет вместе прожили, под одной крышей! Дочь вырастили. Дом красивый, чистый всегда был. Уютный...
— Ты сегодня странный какой-то... — Она подходит ко мне, лучезарная, неотразимая.
Фотограф выскакивает, как черт из табакерки. Нора обхватывает меня за шею, прижимается крепко. Чувствую запах ее духов. Как давно я не вдыхал запах ее духов! Обнимаю ее за талию. Вспышка фотоаппарата озаряет нашу семейную идиллию. Нора чуть отстраняется, заглядывает в глаза:
— Очень странный...
— Только сегодня?
— Не знаю... Я тебя редко видела последние полтора месяца.
— Это тебе мешало жить?
— Нет.
— Мне тоже.
— Что ж, по крайней мере честно. У тебя что-то серьезное на этот раз?
Я дал себе слово больше никогда не врать женщинам. Но сейчас свадьба нашей дочери. Не место и не время для разговора, который должен состояться через несколько часов.
— Давай поговорим на эту тему после свадьбы.
— А ты не исчезнешь?
— А ты действительно хочешь знать правду?
— Да. Но на этот раз я не захочу закрывать глаза и делать вид, что мы идеальная пара.
