Наполненный ароматом роз и лаванды золотистый дым поднимался над лагерем.
Наступил час вечерней трапезы. Живой огонь небольших костров, на котором готовилась пища, освещал песок, потрескивающие искры улетали в темнеющее небо, попадали в глаза.
Де Морган и его команда расположились под светлым тентом. Они сидели на настоящих стульях вокруг стола, покрытого льняной скатертью. У них было много еды, которую им привозили специально.
Кеннет сосредоточил внимание на своих соплеменниках. Бадра наклонилась над костром, в медном котелке что-то булькало. Отдельно от всех на расстеленном ковре расположились шейх Хамсинов и его телохранитель. Занятые игрой в шахматы, они в то же время внимательно наблюдали за Рашидом. Увиденная Кеннетом сцена демонстрировала полную противоположность культур: европейцы ели из фарфоровой посуды, ужин простых бедуинов был сервирован на земле.
Однако еда простых бедуинов пахла очень соблазнительно. Он неторопливо подошел и остановился возле Джабари и Рамзеса.
— Найдется ли свободное местечко для меня? — спросил он.
Бадра подняла глаза от котелка. Рашид бросил на него мрачный взгляд. При виде явной враждебности воина Кеннет испытал чувство странного сожаления. Если бы они были в другом мире, он мог бы считать Рашида своим другом. Но Кеннет ненавидел всех из племени Аль-Хаджидов из-за убийства родителей и брата, а Рашид презирал его за то, что он оскорбил Джабари. Казалось, что этой ненависти не будет конца. Она будет продолжаться до тех пор, пока они наконец не выяснят свои отношения. Только не здесь, не теперь…
Рашид встал, пробормотал, что он не хочет есть, и ушел Кеннет внимательно поглядел ему вслед. Рашид подошел к худому пожилому египтянину и стал о чем-то говорить с ним.
Шейх Хамсинов сидел, скрестив ноги, увлеченный игрой.
— Для тебя всегда найдется место, Хепри, — сказал он.
— Сегодня месье де Морган не ест бананов, — заметил Кеннет.
Рамзес рассмеялся, а Джабари нахмурился.
— Сомневаюсь, чтобы этот суетливый француз захотел когда-нибудь еще очистить банан.
Кеннет усмехнулся.
— Ну, это ему будет наукой. Некоторые мужчины озабочены только размерами своего банана, а не тем, очищен он или нет.
— Ты говоришь загадками, — проворчал Джабари.
Кеннет обменялся с Рамзесом удивленным взглядом.
— Джабари, а Элизабет ест бананы? — спросил он с невинным видом.
Шейх Хамсинов, весь погруженный в игру, рассеянно ответил:
— С тех пор как мы поженились, не ест.
— Жаль, — сказал Кеннет.
И тут же он и Рамзес дружно рассмеялись. Джабари посмотрел на них.
— В чем дело?
— Не обращай внимания, — сказал Кеннет, подмигивая Рамзесу.
Он пошел посмотреть на Бадру. Подойдя к ней, он растянулся на песке, подперев щеку кулаком.
Женщины племени Хамсинов обладали врожденной грацией. Именно такая грация и изящество были и у Бадры. Тем временем она, стоя на коленях, на доске раскатывала и разделывала тесто. Ритмичные движения ее рук, доносившиеся до него звуки разговоров и приглушенный смех рождали в его душе двойственное чувство: ощущение мира и в то же время беспокойства. Мира и покоя от созерцания привычных ему картин. Беспокойства и напряжения от того, что она была так близко от него.
Кеннет сел на ковер, скрестив ноги и глядя на силуэт громадной пирамиды. Закрыв глаза, он стал припоминать истории, которые слышал в юности, сидя ночью у потрескивавшего костра, когда отец Джабари развлекал собравшихся вокруг него детишек с горящими глазами, рассказами о фараонах Древнего Египта. Уроки истории врезались ему в память.
Он так отчаянно хотел угодить своему приемному отцу, показать ему, что своими качествами и умениями он — такой же достойный воин. Он впитывал все, чему его учили, с жадностью новорожденного ягненка, сосущего молоко матери. Но, в конце концов, все это были сказки.
— В свое время эта пирамида производила впечатление, — задумчиво проговорил он, любуясь пурпурными тенями, исчезающими за величественным сооружением. — Я полагаю, что Сенусерт никогда не был погребен здесь, потому что семья желала сохранить его мумию в неприкосновенности.
Они берегли его не только от разорителей гробниц. Была еще одна причина. Сенусерт III был жестоким завоевателем. Он сжег урожай, убил мужчин в Нубии, обратил в рабство женщин и детей. Он был безжалостен. Разорив его мумию, враги одержали бы над ним окончательную победу. В их представлениях это лишило бы его величия и богатства в его загробной жизни.
— Любой, кто порабощает женщин и детей, кто жесток и безжалостен, должен быть лишен богатства в загробной жизни, — сказала Бадра.
Особые интонации в ее голосе вывели его из состояния печали. Кеннет бросил на нее любопытный взгляд.
— Правильно. Это несправедливо, что существует рабство. Но это факт из жизни Древнего Египта.
— Это факт из жизни и современного Египта. — Она отщипнула кусок от теста и стала с необычной силой раскатывать его на доске.
Ему очень хотелось узнать о ее жизни в гареме у Фарика. За все годы, что они прожили вместе, Бадра ни разу не упомянула о своем прошлом. Вероятно, не очень-то сладко ей жилось, раз она так боялась близости с мужчиной, даже если он ей был дорог.
На сей раз ему захотелось узнать правду.
— Фарик был жестокий господин, такой же, наверно, как и Сенусерт…
Это его небрежно брошенное специально для нее замечание заставило ее прекратить работу. С тестом в руках Бадра застыла без движения.
— Почему ты это сказал?
— Он получал наслаждение, когда избивал своих рабов и иногда насиловал женщин, — сказал Кеннет, внимательно наблюдая за ней.
Она передернула плечами, промолчала и, сжав губы, вновь принялась терзать тесто.
Он продолжил:
— Я слышал о Фарике и его жестокостях. Ты четыре года была его рабыней. Он когда-нибудь поступал с тобой подобным образом? — продолжал он выспрашивать, отчаянно желая узнать правду.
Только после того, как жена шейха, Элизабет, была похищена и избита Фариком, и об этом стало известно, Кеннет узнал о жестоком нраве бывшего господина Бадры. Он расспрашивал Бадру, делая вид, что абсолютно равнодушен к тому, как Фарик обращался с другими женщинами.
Ее реакция на его вопрос была подобна громкому внятному ответу на арабском. Она просто не ответила ничего! Бадра сбила его с толку чем-то еще. Он забыл переспросить ее. Он отвлекся, глядя на ее руки, которые слегка дрожали, когда она месила тесто.
— Посмотри на меня, — мягко приказал он. Она подняла на него свои миндалевидные глаза.
— Бадра, — снова спросил он, — Фарик когда-нибудь бил тебя?
