– Ты на меня обижен? – шепнула она.
– А она?
– Ты себе внушил. Случаются такие предвосхищения. Просто ты меня ждал, а я была уже близко.
И мы снова соединились.
– Видишь зеленую звезду? Она описывает круг по небу и наблюдает за нами.
Это наша звезда.
– Спи, любимый. Я с тобой, – сдавленным голосом шепнула она.
– И я с тобой.
– Спокойной ночи тебе здесь и спокойной ночи тебе там, бодрствующему над доской секретера, – прерывисто дыша, говорила она.
– И ничего не прояснилось.
– Но что-то у нас есть. Несколько наших ночей.
– Если они были, если это не бред. Она положила мою руку себе на грудь.
– Сердце бьется.
– Ну видишь. Спи, стук близкого сердца успокаивает.
– Спокойной ночи, милая.
– Спокойной ночи, любимый, – почти крикнула она.
– Спокойной ночи, колдунья.
– Спокойной ночи, мой возлюбленный, страдающий атрофией чувств.
– Я нес тебе цветок перелески, но потерял по дороге.
– Ах.
Я очнулся от какого-то звука, внутреннего толчка или предчувствия. Был уже день, и я лежал один. В соседнем доме долбили стену. Я посмотрел на небо за окном. Но небо у нас весной и осенью одинаковое. Попытался вспомнить все, что было в последние дни или, быть может, недели. Постель пахла экзотическими травами. Ветер шнырял по балкону. На козырьке уличного фонаря сидели полные достоинства голубки и заглядывали к нам в окна. В капле времени все вспышки моей, нашей судьбы. Опять афоризм или, скорее, громкая фраза К оконному стеклу прилип прошлогодний мокрый лист. Моя тревога тоже проснулась. Сосет под ложечкой не хуже голода. Моя тревога вместе со мной поздно засыпает и вместе со мной утром встает, свежая и бодрая. Я просто слишком многого требую от Господа Бога.
Но ведь у меня есть жизненный импульс, возможно, последний. Что с ней случилось. Может быть, исчезла так, как пришла. Я вижу стол с раскрытым бумажником президента, бросаю взгляд на себя, много лет сутулящегося в соседней комнате у стены, бьющегося над решением какой-то загадки или вглядывающегося в магический шар в надежде узнать свое, его предназначение. Потом замечаю кушетку, и у меня останавливается сердце. Не могу вздохнуть, воздуха не хватает. Вскакиваю с постели и не могу вскочить.
Там, на кушетке, лежит она, до колен прикрытая свесившимся на пол пледом.
Лежит, обнаженная, на спине, и капризный солнечный зайчик притулился к ее бедру. Лежит не шевелясь. Я напрягаю зрение, хочу понять, дышит ли она. Ее изумительная белая грудь клонится в мою сторону, мертвым грузом тяготеет к земле. Может быть, она встала на рассвете и пошла искать место поудобнее.
В детстве она ходила, как лунатик, по всему дому. Ведь она жива. Почему бы ей не жить. Мы будем жить до самой смерти. У меня начинают стучать зубы. Я пытаюсь откинуть одеяло и не могу. Хочу встать и
Тадеуша Конвицкого называли «польским национальным сокровищем» – и с полным на то основанием. Его книгами зачитывались миллионы в Польше и за рубежом, по ним снимались фильмы (так, «Хронику любовных происшествий» экранизировал сам Анджей Вайда).
Вашему вниманию предлагается роман, написанный Конвицким уже в новых исторических и экономических условиях, лирическая трагикомедия о том, как трудно найти свое место в жизни, особенно если находишь утром в своей кровати труп обнаженной незнакомки...
Тадеуш Конвицкий (р. 1926) – известный польский писатель. Родился в Литве, во время войны воевал в партизанском отряде Армии крайовой. Его книги не раз экранизировались, по «Хронике любовных происшествий» снял фильм Анджей Вайда.
Роман «Чтиво» (написан в 1992 году) начинается как триллер. В духе Чейза. И остроумно, и плавно перетекает в забавную, трогательную лирическую историю. Плюс гротеск, политический фарс и фантасмагория. Немного похоже на Великую Петушкинскую революцию из бессмертной поэмы Ерофеева. «– А вас за что взяли, пан президент?» – «Мы устраивали акции протеста на аэродромах. Знаешь, небось, что все главы правительств летят в Москву. Встреча на высшем уровне. Глобальный заговор против Европы. Гигантский пир людоедов всех мастей...»
