«Ага! — дошло до меня. — Боятся зайти!» Подскочили учительницы. Они не верили своим глазам.
— Как вам не стыдно! — с негодованием кричали они. — А еще артист! Сейчас же выходите! Какое кощунство!
Вашему цинизму нет предела!
— Не входить! — орал я. — У меня живот!
— Какой позор школе! — колотили в дверь. — Какой неслыханный инцидент! Мы будем жаловаться в Министерство культуры!
«Инцидент нашли, — мучительно искал я выход. — Лучше пять минут побыть трусом, чем всю жизнь калекой. Попробуй выйди, там одна ряха Семенова чего стоит…»
Я уже не думал, что мне кто-то должен в этой школе, а с ужасом смотрел на водосточную трубу.
Или суд Линча, или свобода! Как я слез по этой древней, как римский водопровод, трубе — не помню. Несколько раз я умирал между этажами и, когда до земли оставалось метра три, вместе с трубой рухнул на асфальт. Лишь на улице, среди людей, которые меня видели в первый и последний раз, я почувствовал себя человеком.
* * *
Семьдесят рублей Закулисный с дьявольским визгом занес в долговую яму. Когда я попросил было Левшина сходить в школу забрать деньги, он только посмотрел мне в глаза и презрительно произнес:
— Если ты считаешь, что совершил подвиг, спустившись по водосточной трубе с четвертого этажа, то глубоко ошибаешься. Ты просто не знаешь, что такое администратор… Когда тебя вместо снеговика поставят старшеклассники под елку, облепят снегом и обольют водой в двадцатиградусный мороз, — поежился Витюшка, -когда ты, и спрыгнув с крыши школы, не промахнешься и попадешь точно в контейнер для отходов, когда тебя привяжут за ноги на турнике и заставят крутить «солнышко», когда подвесят за…
— Хватит! — оборвал я разошедшегося Левшина. — Хватит.
— Скучный ты человек! — воскликнул Витюшка. — В работе нужна фантазия, только тогда появится хорошее настроение, а без него и крошки не по кайфу.
— У меня после этой школы хорошее настроение теперь долго не пройдет.
— Запомни, — сказал серьезно Витюшка. — Надо делать заделку так, чтобы больше никогда не встречаться со зрителями! Закулисный так и делает. Только заканчивается спектакль, он хватает своей портфель и убегает на сцену, а к учителям выпускает Петю, обнаженного по пояс. — Эх, — горько вздохнул Витюшка, — даже жабе и той памятник стоит, а администратору — ни в одной стране не додумались поставить! Черт с ним, с памятником, — махнул рукой в отчаянии Левшин, — кружкой пива ни один гад не додумается угостить!
Закулисный на общем собрании известил, что, возможно, мы застанем «Чертог дьявола», который вот-вот должен приехать и отлабать пять концертов в самом Чертоозерске, остальные — по периферии.
Нам же до плана оставалось совсем мало: заделать с Левшиным по пять спектаклей — и назад, в Куралесинск.
* * *
Встреча с Яковом Давыдовичем Школьником для каждого артиста всегда праздник, недооценить который просто невозможно.
Была ли это роковая случайность, или… В десять часов вечера в гостинице «У озера» отключили свет. Дежурные орали на этажах, что сейчас… вот сейчас наладят.
Кому приходилось бывать в командировках, тот знает, что в это время только и начинается самая настоящая жизнь всех обитателей гостиницы. До десяти идет раскачка, разминка, завязываются знакомства, тебя только-только успели узнать, если же узнали накануне, то не до конца поняли всю глубину твоей души, все благородство твоих высоких порывов.
Кто?
С кем?
Где?
Когда?
Обитатели ссорятся, мирятся, делятся последним, как бы случайно ошибаются номерами и как бы случайно не гуда попадают по телефону. Жизнь в гостинице — это миг, ярчайший миг в их серой командировочной жизни. Уйти от преследования администратора, прошмыгнуть с незнакомкой мимо дежурной по этажу, выехать из гостиницы, не заплатив за разбитый графин и посуду, за переговоры и за чай, подружиться со швейцаром, расположить к себе горничную, чтоб молчала о том, чего ей знать совсем не нужно, и еще столько всего…
В десять часов вечера гостиница в ужасе вздрагивает и стыдливо закрывает глаза на все, растопыривая карман для чаевых.
И в этот самый момент, когда сотни голосов произнесли разом:
— Простите, но не встречались ли мы с вами в прошлом году в Альпах?
— Девочки, может, уйдем из этого гнусного кабака? У нас в номере такая музыка…
— Простите, я, кажется, не туда попал, но ваш голос так похож на…
— А я раз ее, суку, по бочине, по бочине!
— Мужчины, а что это вы все одни и одни?
— Какие у вас глаза! Когда я был в последний раз на симпозиуме в Швейцарии…
— Ты, Клавка, не путай Тулуз-Лотрека с каким-то там Петрухой Водкиным…
… погас свет. У кого заделка была уже готова, тому, может, и на руку; а у кого нет?
Обитатели гостиницы «У озера» повыскакивали из номеров и требовали дать дежурный свет, о котором здесь никогда не слышали.
— Свет! Свет! — дружно скандировали они. — Дайте свет! Вы лишили нас праздника, нам скоро возвращаться к семьям! Когда же кончится безобразие?!
Но что это? Какой-то волшебник в начале коридора зажег свечу.
— Это стоит всего три рубля, — сказал волшебник, который нес людям свет. — Имею вам сказать, что это совсем дешево!
— А за два рубля не продадите? — послышался нерешительный голос.
— Что вы такое говорите? — отчаянно засуетился огонек. — Толя, что говорят эти люди? Они хотят иметь свет всего за два рубля? У меня нет слов!
Горох, который тащил целый чемодан свечей, вздохнул:
— Яша, если люди привыкли жить без света, то я покупаю вашу рекламную свечку! Заверните ее мне вместе с огнем.
— Нет, извините, — вынырнул бородатый господин из темноты. — Я первый спросил.
Человек отдал три рубля и бережно понес призрачную надежду на счастье к себе в номер.
— А вы точно знаете, что света не будет? — кричали люди.
— Какой свет?! — ужаснулся волшебник, даривший народу надежду на продолжение только что начавшейся жизни.
Обитателям ничего не оставалось, как поверить в искренность его слов, потому что могли потерять гораздо больше, чем три рубля.
— Пожалуйста, — говорил Прометей, зажигая новую свечку. — Вы же видите — она не бракованная, она горит так же ярко, как в первый день своего рождения.
С других этажей уже неслись люди, прослышав о кудеснике, который дарит счастье за мизерную цену.
— Пять рублей! — вскричал Прометей, до которого вдруг дошло, что людям досталось больше, чем ему. — Нет, десять! — ужаснулся он.
— Яша, — сверкнул в полумраке величественной залысиной Горох. — Это последняя свечка. Продайте мне, я поставлю ее вам на могилу.
