Моя кузина с рождения была королевской стервой, и все нежности между нами закончились месяцев через шесть после ее появления на свет.
Марисса отклоняется назад и смотрит на меня огромными, полными слез голубыми глазами. Больше всего меня озадачивает, что, кажется, они полны неподдельного чувства.
– Я так боялась за тебя. Я слышала, как они говорили, что убьют тебя. Нас обеих. Нас всех, – говорит она, поворачиваясь и глядя на близнецов, которые тихо стоят у дверей. – За всю жизнь я ни разу так не боялась. И думала только о том, как послала тебя тогда на эту чертову выставку в том дурацком платье.
Я совершенно ошеломлена. И полна подозрений. Я достаточно взрослая, чтобы признаться в этом. Сколько раз я воображала, как снимаю скальп с этой девицы, сжигаю ее на костре, забиваю до смерти – и вдруг она становится милой?! Ух ты, не может быть!
– Ты можешь решить, что я спятила или все выдумываю. Но клянусь тебе, Лив, я думала только о тебе. – У Мариссы начинают дрожать губы, из глаз вот-вот брызнет. – Ты всегда была добра ко мне, всегда была таким приятным человеком, а я вечно обращалась с тобой как с ничтожеством. Мне так стыдно. Всю жизнь меня окружали такие же, как я. Те, кто и не заметил бы, если бы я исчезла. В том числе и отец. Больше всего мне было нужно, чтобы среди близких мне людей появились такие, как ты. – Марисса останавливается и тяжело сглатывает, по ее лицу текут слезы. – Я больше не хочу быть такой, Лив. Ты простишь меня?
«Святая владычица повреждения мозгов! У Мариссы случился удар!»
Это единственное разумное объяснение. Такие, как она, не меняются. У таких людей не бывает периодов сердечности.
Однако, заглянув в глаза Мариссы еще раз, я снова поражаюсь, сколько в них подлинного чувства. Кажется, она искренне раскаивается, по-настоящему страдает.
– Это все не так важно, Марисса. Не преувеличивай. Думаю, тебе нужно просто поехать домой и отдохнуть.
– Нет, не нужно. Мне не нужен отдых. Мне необходимо знать, что ты меня прощаешь. А потом мне надо поговорить с ним, – говорит Марисса и оглядывается через плечо на Нэша; кажется, на Кэша она, с тех пор как вошла, даже не взглянула.
Интересно, что она думает и что ей известно.
– Где моя дочь?!
Сердце падает, когда я слышу этот голос. Бросаю взгляд на Кэша. Он стоит на другом конце комнаты, но я вижу, как он напрягся и замер.
Первое побуждение – забраться под одеяло с головой. Но это, разумеется, не выход. Самое лучшее, что я могу сделать, – сесть прямо и вести себя как женщина, уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения.
Мама останавливается в дверях спальни и смотрит поочередно то на Нэша, то на Кэша. Взгляд испепеляющий, от такого у меня яйца отсохли бы, если бы имелись, конечно. Но кажется, в приливе сочувствия я именно это и ощущаю. Отсыхание воображаемых яиц. Приятного мало.
Нэш тихонько отходит в сторону, освобождая место якорной стоянки, чтобы мама могла войти. Кэш не двигается, только протягивает руку:
– Я Кэш Дейвенпорт. А вы, наверное, мама Оливии.
– С чего это вы решили? Уверена, она ничего вам обо мне не рассказывала. В противном случае вы поостереглись бы разыгрывать такие номера с моей дочерью.
– Достаточно того, что я знаком с вашей дочерью. То, что вы произвели на свет и помогли вырастить такого человека, как она, говорит в вашу пользу.
– Если вы столь высокого мнения о моей дочери, почему она находится в таком плачевном состоянии?
– Потому что она хороший человек и хотела помочь кое-кому. Хотела помочь мне. Она здесь, чтобы я мог защитить ее.
– Ну, значит, вы неплохо постарались, – припечатывает мама, проходит мимо Кэша и направляется ко мне.
Кэш сжимает зубы, а мой подбородок уже зажат рукой матери. Она изучает мое лицо.
– Ты ранена?
– Нет, мам. Кэш и Гевин нашли меня и обо всем позаботились.
– Кэш, Гевин, Гейб. Где ты насобирала этого мусора? Я думала, тебе пойдет на пользу отъезд из Солт-Спрингс, но ты, вероятно, из тех девиц, которые западают… на таких типов вне зависимости от того, где живут.
– Мам, я не…
– Вижу, матушка Оливии исполнила обещание.
Я заглядываю за спину матери и вижу, что в дверях спальни появился Гевин.
«В следующий раз импровизированную вечеринку в тогах я устрою так, что буду единственной прилично одетой из всех гостей».
– А ты! Из-за тебя в первую очередь она попала в эту переделку. Если бы ты просто отвез ее в колледж, как она просила…
При этих словах Гевин склоняет голову – в основном потому, что она права.
– Ты не можешь обвинять его в этом, мама. Он думал, что все делает правильно. Так и было с того момента, как на меня напали.
Мама поворачивается ко мне и смотрит на меня своими льдистыми глазами.
– Честно, у тебя что, нет стыда? Нет гордости? Нет чувства самоуважения? Почему ты позволяешь этим людям указывать, что тебе делать, позволяешь вовлекать себя в проблемы? Зачем ты таскаешься повсюду с такими типами?
– Ну, хватит! – Кэш выступает из-за ее спины. – Может быть, она и ваша дочь, но это не дает вам права разговаривать с ней в таком тоне.
– Еще как дает. Вот кому здесь лучше бы помолчать, так это тебе. Полагаю, ты – тот самый тип, с которым она живет? Тот, который марает ее репутацию на постоянной основе? Ты недостаточно уважаешь ее, чтобы жениться? Используешь – как дешевую шлюху.
– Я ее не использую. И я…
Мама величественным взмахом руки прерывает его.
– Мне неинтересны твои объяснения. Я здесь для того, чтобы забрать свою дочь и увезти ее от тебя подальше. Прошу вас, будьте так добры, оставьте нас в покое. – Она снова поворачивается ко мне и распоряжается: – Ну, одевайся. Ты едешь со мной домой.
– Нет, мама, я не еду. Я остаюсь здесь. Я взрослая женщина. Ты больше не можешь мной командовать.
– До тех пор, пока ты не перестанешь вести себя так, я буду с тобой обращаться, как обращалась.
– Вести себя как? Да, я сделала несколько ошибок, несколько раз составляла неправильное мнение о людях. Разве это так ужасно? Так ненормально? Ты тоже совершала ошибки, и посмотри на себя. Ты что же, думаешь, я стану следовать твоему примеру, чтобы превратиться в такую же холодную, несчастную одиночку?
– Ни одно из этих определений ко мне не относится, Оливия.
– Относится, ты просто сама не знаешь об этом. Ты подцепила отличного мужика, который поселил тебя в превосходном доме, купил тебе дорогую тачку, обеспечил безбедную жизнь, но ты несчастна. Ты любила отца, но с чего-то вбила себе в голову, что он недостаточно хорош. Но я-то не ты, мама. Я предпочту жизнь, полную любви и счастья, всем деньгам в мире.
