Мы сбегаем по лестнице и кричим «до свидания». Я хватаю Джен за руку и бегу во всю мочь, пока под ногами не оказывается трава. Пока мы не вбегаем в парк и не прыгаем в темный овраг. Пока не ощущаем запах дыма от не очень большого костра, который освещает край леса, где еще с сумерек собрались люди и начали пить. Пока мы не входим прямо в теплый летний ветер и чувствуем, как от него взлетают руки, пока я почти не забываю, как Жизель кусает руку врача своими полусгнившими зубами.
Напилась. Джен напилась, думаю я, видя, как она смеется, перегибается в талии, словно резиновая игрушка, и проливает вино на землю. Она быстро всех представляет:
– Холли, это Клайв, это Джон, мой двоюродный брат… он тут приплелся за чьей-то юбкой.
Всего у костра около пятидесяти человек, в основном ре6ята повзрослее, из старших классов. Кто-то пригнал в овраг старую разбитую машину, открыл все двери и включил радио на полную громкость. «Аэросмит». Позже Жизель мне сказала, что без «Аэросмита» выпуск нельзя считать окончательным.
– Марко здесь! – невнятно говорит Джен, тыча пальцем в воздух, а потом в мое плечо. – Иди поговори с ним!
Я смотрю туда, где стоит высокий Марко с длинными ресницами в окружении парней постарше. Он пристально смотрит на огонь. Чего не заметила Джен, это то, что на нем белая рубашка и черные костюмные брюки и что Кэт, одетая по последнему писку девической моды, стоит рядом с ним. Они пришли вместе с танцев, и на Кэт даже букетик из белых орхидей, приколотый па корсаже у левой груди.
– Он занят, Джен. Даже не говори ничего, у меня нет никаких шансов.
– Да чего ты городишь? – кричит Джен, глядя в огонь. – Иди живо туда, трусиха!
– Забудь. Джен! Ему нравится Кэт. – Я выхватываю у нее бутылку и делаю глоток. – Мне все равно надо следить и тобой, пьянчужка ты этакая.
Джем что-то бурчит, я не слышу что, потом нагибается еще ниже, сидя на бревне, и икает.
– Дамы, не хотите ли покурить? – говорит Клайв, показывая белые, но кривые зубы.
Он такой симпатичный, даже с этими зубами. Джен говорит, что он ненормальный, но он красивый, он похож на ребенка; маленький носик, большие губы. И он так смотрит на меня, когда говорит, что меня от этого подташнивает.
– Я не курю, – говорю я, глядя на Джен.
– Понятно, не хочешь испортить идеальные розовенькие легкие бегуна, да, Холли? – усмехается он, сует самокрутку в рот и знаком просит у Джона зажигалку.
– Откуда ты знаешь, что я бегаю?
– А я интересуюсь юными спортсменками.
Мне почему-то кажется, что будет грубо или неправильно отказаться, поэтому я чуть-чуть затягиваюсь, а потом кашляю минут пять.
После того как мы покурили, я отсылаю Клайва и Джона попросить воды для Джен, которая уже начала зеленеть, но каждый раз на вопрос, как она себя чувствует, отвечает, уверенно поднимая вверх большой палец.
Джон и Клайв возвращаются с пластмассовой канистрой с теплым апельсиновым соком. Джен делает большой глоток и выплевывает.
– Там водка! – смеется она.
Джон выхватывает у нее канистру, нюхает и отпивает.
– Я пошла за водой, – говорю я. – А вы, придурки, сидите здесь и смотрите за ней.
Пробираюсь сквозь кучки людей, сидящих на одеялах, прихожу мимо черной собаки с квадратной челюстью и встречаюсь с ней глазами, чувствую, что горю от груди до живота, как будто внутри меня свечка. В мире и дружбе с собакой, пивом, кострами я улыбаюсь крупной девушке с длинными темными волосами, которая вычищает грязь между пальцами ног. Я чувствую, что мы молоды, и поэтому все может быть хорошо, если только я найду немного воды для Джен.
– Эй, Холли!
Я оборачиваюсь, сжимая пластиковую канистру, а Клайв неуклюже пробирается сквозь народ: кислотных девушек с блестками на лицах, в босоножках на платформе, парней в мешковатых штанах, хиппарей и участников бала в костюмах и платьях разного уровня официальности. Все, кроме Клайва, кажутся блестящими. Я замечаю, что вся его одежда и волосы обтрепаны на концах и в пыли. Наконец-то добравшись до меня, он протягивает руки.
– Я подумал, может, вдвоем будет веселее. Ты идешь в школу?
– Пожалуй, да.
– Сюда.
Он ведет меня через толпу, мимо машины, из которой теперь орет хип-хоп. потом вверх по крутой темной тропинке. Парни спорят, какую музыку поставить.
– К тебе в школу или ко мне? – Он показывает на высокий сетчатый забор, отделяющий школу Святого Себастьяна от Восточного технического колледжа.
– Ты ходишь в Тех?
– Да, мэм. – Он пинает ограду.
Восточный технический колледж – последнее прибежище для тех. кто выбрал столярную работу, механику и «профессиональное обучение» – чтобы это ни значило. Это школа для трудных подростков. То и дело мы слышим, что у них то подожгли машину, то кто-то порезал друг друга в коридоре. Для того чтобы между школой Святого Себастьяна и колледжем был трехметровый забор с шипами, есть причина. Учителя, особенно мистер Форд, говорят нам, что там учатся хулиганы, нечестивцы и наркоманы. Я знала, что Клайв ходит в общественную школу, но не знала, что в технический колледж.
– Школа не по мне.
Да уж, думаю я, а он трясет забор и карабкается по нему. Я колеблюсь секунду, потом лезу за ним. Он садится наверху, дожидаясь меня, слегка покачивается туда-сюда, его джинсы сзади натянулись. Спрыгнув по ту сторону, мы некоторое время молча идем по лесу.
– Ты думаешь, там открыто? – спрашиваю я. когда мы подходим к оранжевым дверям, но на самом деле я могу думать только о том, каким образом такой симпатичный и спокойный парень, как Клайв, умудрился попасть в Тех.
– Подожди здесь, – говорит он, вынимает маленький ножик и вскрывает дверь.
Он берет емкость из-под сока из моих рук и исчезает в школе.
Потом мы перелезаем через ограду и останавливаемся на вершине холма, чтобы выкурить еще один тощий косячок.
– Как же тебя угораздило попасть в Тех? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня в сгущающемся мраке, вынимает косяк изо рта и перелает его мне. У него мягкие, но недоверчивые глаза. Я долго затягиваюсь, и дым не без труда пробирается по моему горлу в живот.
– Я наорал на учительницу в старой школе. Ну, не просто наорал.
– А что?
– Эта тетка, дрянь такая, в девятом классе заставила меня читать «Изюм и солнце».
– «Изюм на солнце».
– Ну да, плевать, как угодно, в общем, она меня доставала, действовала на нервы… А мне в тот день читать не хотелось.
– И что?
– И я, ну, разозлился.
– А.
Я передаю ему косяк и смотрю на холм. Наверное, нам придется съехать вниз на заду. Уже совсем стемнело. Я различаю маленький нос и полные губы Клайва при огоньке самокрутки. Я думаю, какой он симпатичный, но мне надо придумать и сказать что-нибудь такое крутое.
