– Твою настоящую мать звали Фрици Уиллинка Юрдабралински?
– Судя по всему
– Твоя мать – полячка! Родилась в Пуласки, Висконсин? О боже мой! – Читая дальше, Ди Ди почти заорала: – Отец неизвестен?!
Три дамы за соседним столиком обернулись и посмотрели на них.
О господи, Сьюки знала, что Ди Ди эта часть не понравится.
– Милая, пожалуйста… Постарайся говорить тише.
Ди Ди перешла на шепот:
– О боже мой, мама. Это означает, что ты… Ты никому ведь не говорила про это, а?
– Нет-нет. Лишь вы с отцом знаете, больше никто. И тебе я хотела сказать первой из всех детей.
Сьюки понимала, что Ди Ди расстроится, но не представляла, что настолько. Ди Ди это совершенно убило, и они перебрались из чайной в бар по соседству. Ди Ди, потрясенная до глубины души, пила вторую и вдруг сказала:
– И бабушка все это знала, но нас заставила поверить, что мы настоящие Симмонзы. Господи, мама, я секретарь-регистратор Алабамского собрания Дочерей Конфедерации.
– Понимаю.
– Зачем… зачем она это делала?
– Ох, милая, зачем она делает все, что она делает? Твой отец считает, что она просто хотела, чтобы мы все чувствовали себя ей родней.
– И что она сказала, когда ты ей сообщила?
– Я ей не сообщала. И, Ди Ди, я много об этом думала, и мне кажется, что ей вообще лучше не знать, что мы в курсе. Боюсь, ее это доконает. Ей восемьдесят восемь лет, не забывай.
У Ди Ди на глаза внезапно навернулись слезы.
– Но она всегда говорила, что я ее любимица. Почему она хотя бы мне этого не сказала?
– Милая моя, я не знаю. Ужасно сочувствую тебе. Я представляла, как ты расстроишься.
– Расстроюсь? Да я уже подумываю, как инсценировать свою смерть. Моя жизнь кончена. Надеюсь, ты это понимаешь. Зачем дальше жить?
– Ох, ладно тебе, дорогая, по-моему, ты преувеличиваешь. В конце концов, это же мои родители, а не твои. Ты-то знаешь, кто твои отец с матерью. И не забывай, ты знаешь точно, что наполовину ты – Пул. Это уже кое-что, а?
Ди Ди вздохнула:
– О, Пулы – это хорошо, наверное. Но как же быть с гербом Симмонзов? И кто эти люди – Юрдабралински? Или как их там. Ты что-нибудь про них знаешь?
– Ну, немного… да.
– И?
– Знаю, что они, судя по всему, были милейшей семьей, четыре девочки и мальчик, две сестры – близнецы, как и наши. Забавно, правда?
– Они сыр делали или что?
– Нет-нет, милая. Отец был очень уважаемым дельцом.
– Делал что?
Сьюки понимала, что и это дочке вряд ли понравится, а потому спустила новость на тормозах.
– По автомобильной части. – Она не рискнула сообщить, что он владел автозаправкой.
Следом она собиралась рассказать близнецам, но решила подождать, когда Си Си вернется из свадебной поездки, чтобы сообщить обеим разом.
Они ее выслушали, удивились, но отнеслись просто. Си Си сказала:
– Мы тебя любим, мама. И нам все равно, что ты была удочерена, правда?
Ли Ли тряхнула головой:
– Все равно, даже если мы не родственники бабушке.
– Да, – сказала Си Си. – Все равно.
– Да, но я знаю, как вы обе любите бабушку, и потому надеюсь, что будете относиться к ней по-прежнему.
– Конечно, – сказала Ли Ли. – Она все равно наша бабушка, и мы будем и дальше ее любить.
– А ты наша – мама, мам. И тебя мы любим больше всех, – добавила Си Си.
– Да, – подтвердила Ли Ли, – и мы всегда поражались, как ты даешь ей так собою помыкать.
– Правда?
– Да, – сказала Ли Ли.
– Еще как, – подхватила Си Си. – Она с нами всегда такая милая, а с тобой ужасно обращается.
– И нас это бесило, – добавила Ли Ли.
– Да?
– Ага, – кивнула Си Си; Ли Ли кивнула следом.
С докладом Картеру Сьюки подождала до следующего воскресенья, когда он приехал с другом из Атланты. Они собирались понырять с аквалангом вместе с Эрлом и посмотреть, как играют алабамцы. В то воскресенье, за несколько часов до его отбытия, Сьюки вывела его в гостиную и там все рассказала. Справившись с первым потрясением, Картер сказал:
– Ух ты, мам. По твоему лицу, когда ты сказала, что хочешь со мной поговорить, я думал, случилось что-то серьезное, типа вы с папой разводитесь или как-то. – Он глянул на нее изумленно: – Ты, значит, удочеренная. Ну и ну.
– Понимаю, это шокирует – после стольких лет узнать, что мы бабушке не родственники. Тебе как это?
Он помолчал, а потом ответил:
– Ну… думаю, это отличная новость, вообще-то. Никому из нас не грозит «Милый холм».
Сьюки удивилась, что он это помянул.
– Ой, милый. Никогда бы не подумала, что тебя это волновало.
– Конечно, волновало, мам. Ты знаешь, я старушку Крылатую Нику люблю до смерти и всегда буду любить… но давай начистоту. Она с приветом, как соловей летом. Я всегда опасался, что однажды и с тобой такое приключится.
Сьюки улыбнулась:
– Милый, оно все равно может. А уж если мне отсыплют еще таких же откровений, как это, так и вообще кто знает?
– Так что, – подытожил Картер, – твоя настоящая мать работала на девичьей автозаправке? Круто же, ну! – Он ухмыльнулся. – Во дела. Мисс Ди Ди небось билась в истерике, когда ты ей сказала.
– Еще как, – ответила Сьюки. – Но знаешь, милый, твоя сестра меня удивила. Она, похоже, неплохо справилась.
Последние несколько недель дети ее поражали – если не так, то эдак. Она узнала о них такое, о чем понятия раньше не имела. Ди Ди даже перезвонила ей через несколько дней после тарарама в «Розовой чайной мисс Басби» и сказала:
– Мама, хочу сказать, что все равно тебя люблю, из какого рода ты бы ни происходила.
– Ну спасибо тебе, Ди Ди. Ценю.
– В конце концов, ты не виновата, что ты не Симмонз. С этим ничего не поделаешь, и тебя это все огорчает не меньше моего. Так что, если захочешь поговорить, звони в любое время дня и ночи. Я всегда с тобой… И, мама, сообщаю тебе, что я сняла со стены герб Симмонзов.
– А… что ж, я понимаю, как тебе трудно с этим.
– Да, трудно. Но я заказала герб семьи Пулов и повешу его, как только он прибудет.
– Как мило. Уверена, твоему отцу будет очень приятно.
– Мама, чтобы ты знала… касательно твоего народа. Я про них почитала и выяснила, что поляки считаются невероятно умными и красивыми, так что не огорчайся, ладно?
