Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Как-то его подвода шла сразу же за моей.
— Меня, господин поручик, мужик намедни о земельном законе генерала Врангеля спрашивал, — рассказывал ему рядовой Ершов, красноармеец, взятый за Ново-Алексеевкой. — Как это понять, спрашивал, что купчих двадцать пять лет выдавать не будут?
— Спрашивал?.. Ну, а ты? Ты его спрашивал? А? Все ль по-старому, свобода и равенство и братство? А?
— Никак нет!.. Только насчет генерала Врангеля не знал я, конечно.
— Не знал, конечно? И не надо знать тебе вовсе! Состаришься!
И, засмеявшись, поручик Скворцов приподнял над подводой уже смятое, общипанное дерево и швырнул его в канаву.
— А ну, беги лучше! Руби это вот! Видишь?..
После густого жирного борща хотелось лежать, положив голову на путаную, мягкую траву, и спать, спать, спать… Но подводы уже стягивались к дороге.
— Цинизм, говорите?.. Ну, а что мог я ему ответить? Ну, что?..
Поручик Скворцов все еще возился над котелком, вытирая дно коркою хлеба.
— Ну, что?.. Вам бы, поручик Науменко, только зацепку найти, чтоб потом три часа сряду галиматью всякую растягивать!.. Так и сказать: двадцать пять лет!.. Да?.. Дорогой Ершов, для отдыха это! У красных это, Ершов, передышкой называется… Так, что ли, поручик Науменко?
— Поручик!
— Молчите, поручик! Люди воспитанные не перебивают! Так и сказать:…для отдыха, значит, а вам, дуракам, для одиночного обучения… деньги сносить… кому следует… Да?.. В портфели и в банки складывать?.. В наши, гражданин Ершов!.. — еще подчеркнуть, может быть?..
— Вы превратно поняли, поручик Скворцов!
— Кого? Вас?.. Или, может быть, генерала Врангеля?.. Пошли вы к черту, поручик Науменко, и не суйтесь с вашими замечаниями!..
Подводы выстраивались вдоль дороги. Поручик Скворцов встал. Прикрепил котелок к поясу.
— Allons!..[6]
Над имением Фальцфейна рвалась шрапнель. С правого и левого фланга наших цепей медленной лавой рассыпалась далекая конница. Вдруг конница метнулась вперед и, оторвавшись от флангов, хлынула на имение.
— Бегут!.. Бегут!.. — закричал штабс-капитан Карнаоппулло и, выхватив шашку, уже не пригибаясь, бросился вперед.
Вечером того же дня мы лежали в саду имения. Вечерние лучи, с трудом раздвигая листья, пробивались сквозь чащу редкими рассеченными полосками. В кусты крыжовника и смородины они не попадали вовсе.
— Здесь, поручик Скворцов, всё недели на две позже зреет! — сказал, подходя к нам, поручик Злобин. — Хотя, — видите? — на верхушках зрелые уже есть. И крупные… Эх, черт!
Но добраться до зрелых вишен было трудно. Верхушки деревьев не выдерживали тяжести тела и гнулись, уводя ветви из-под самых рук.
— Сейчас мы это устроим!
Поручик Скворцов вскочил с травы и замахал в воздухе фуражкой.
— Сюда! С топорами!
…Я вышел из сада, думая найти пруд или речку и смыть с себя многодневную пыль.
— Пойдем-ка лучше в зверинец, — сказал, встретив меня на улице, поручик Науменко. — Там, говорят, зебры есть и медведи всякие — бурый, и черный, и белый… Эт-тот чудак Фальцфейн!.. Ах ты, господи, и понабирал же он себе друзей-приятелей!
К улице прилегали длинные коричневые строения, очевидно склады. Двери были под замком. Лишь одна дверь деревянного сарая в конце улицы была открыта настежь. Под дверью толпились солдаты.
— Заткнули б глотку, шибче бить можно, — кому-то из толпы деловито советовал бородатый унтер-офицер, сверхсрочного типа. — Оно и сбиться можно, в подсчете это, при крике, значит. А раз ему сто — так сто и натягивай, раз двести…
— Незачем затыкать! — возразил другой, тоже унтер-офицер, но помоложе. — Ухо не барабан, не лопнет…
— Другим наука!
Мы уже подходили к толпе, когда, обогнав нас, подбежал какой-то молодой безусый подпоручик. Подбежав, он остановился и стал тяжело дышать. Очевидно, бежал он издалека.
— Комитеты устраивать?!. Марксов развешивать?!.- уже пробиваясь сквозь толпу, кричал он. — Шомполами его! Да, шомполами!.. Так!.. Так!..
За дверью раздались глухие крики.
— Ну, не хотите, не надо. Пойдем! — Поручик Науменко вновь вышел на дорогу. — В зверинец, значит?.. А хотите, я расскажу вам, как однажды при большевиках в Одессе…
Солдаты толпились и за имением возле высокой частой изгороди.
— Вот и пришли, — сказал поручик Науменко, только что окончив рассказ о расстрелах в Одессе. — Это и есть знаменитый зверинец. А ну, что тут такое?
Мы подошли к забору.
За забором, по полю, по которому, точно играя в перегонку, скользили легкие перекати-поле, с трех сторон, рассыпавшись в цепи, метались солдаты. Они загоняли в тупики забора испуганную зебру и двух низкорослых рыжих лошадей, — кажется, пони.
— Лови! Лови!
Солдаты возле зебры кричали и свистели. Некоторые, точно приплясывая, топали ногами.
— Лови! Лови-и!
— Тащи седло! Петька, седло тащи! Махом!
— Господин капитан! Забегайте, господин капитан! Слева забегайте!
Но капитан уже схватил зебру за гриву и, гикая, бежал рядом с ней. Цепи за забором перепутались и густой массой, беспорядочно, точно при атаке, бросились за капитаном.
— Расходись!
Я оглянулся. По дороге к нам подъезжал какой-то офицер в полном походном снаряжении.
— Расходись!.. Приказано всякие безобразия в имении прекратить! крикнул он, придерживая лошадь. Но вдруг откинулся назад и захохотал тоже, раскатисто и громко.
По полю, быстро обгоняя пони и вырвавшуюся из рук капитана зебру, бежали два страуса. Под хвостами у них болталась подвязанная бумага. Бумага горела.
Я оставил поручика Науменко на заборе и тихо побрел дальше.
Ни ручейка, ни пруда под имением я не нашел.
Когда я возвращался в штаб, солдаты около сарая в конце улицы толпились, как и час тому назад.
Из открытых дверей на улицу все еще доносились крики, на этот раз женские.
— Как дерганет по задам, — рассказывал возле дверей унтер-офицер сверхсрочного типа. — Как дерганет — аж полосы!..
— Ей-богу, не понимаю! — ворчал вечером поручик Скворцов, расстилая шинель под деревом. — Вдруг ни с того ни с сего: беречь птицу!., беречь имение!., беречь деревья!..
И, помолчав, он повысил голос:
— Капитан!
— Ну?
— Варенья хотите, капитан?.. Знаете, вишневого? А?.. Сла-адкого!.. На хлеб или в чай… Хотите?..
— Ну?
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
