Николай усмехнулся.
Облако цвета голубого офицерского белья наплыло на солнце. Костыли погасли, председатель посмотрел на щит.
— Странно, — произнес он. — Отчего Вяземский сделал это сооружение таким высоким? От пола до потолка. На небольшом квадрате эти железнодорожные реликвии смотрелись бы лучше.
— Реликвии ни при чем. Раньше здесь стоял камин. Когда его убрали, стену плохо отштукатурили, и Вяземский решил закрыть ее щитом. Костыли появились позднее, сперва здесь висел самаркандский ковер.
Пораженный председатель приподнялся в кресле. Запахи дерматина и коврика пропали. Облако ушло.
— Что вы сказали? — глухо выдавил он из себя. — Какой камин? Повторите еще раз.
— Камин. Для престижного загородного дома камин тогда был обязателен. Неужели вы думаете, что богач мог сэкономить на нем?
Председатель товарищества по поиску надводных и подводных сокровищ почувствовал, что летит в пропасть. Стены комнаты разверзлись, и над его головой открылось ослепительно чистое небо. Полет прервался, председатель повис, не долетев до дна. Из пустоты до него стало доходить:
— Когда дом строили, он был за чертой города. Его все так и называли — загородный. Даже при мне старуха Крандылевская говорила…
«Загородный…»
— А вы сами-то камин видели? — хрипло выдавил из себя председатель.
— Нет, его убрали до того, как я въехал. Но каминную решетку видел. Отличная фигурная решетка, Вяземский очень гордился ею. Она была снята и стояла вон в том углу. Чугун. Отливали на Путиловском заводе. Он продал ее в минуту крайнего безденежья.
Сын лейтенанта Шмидта почувствовал, что всплывает. Достигнув наконец края пропасти, он выбрался на твердую землю.
— Что значит фигурная? Вы хотите сказать, что на решетке были какие-то фигуры?
— Три обезьяны, — медленно произнес критик, с интересом наблюдая, как движутся скулы собеседника. — Три чугунные обезьяны. Распространенный восточный сюжет: одна сидит, закрыв ладонями глаза, вторая — закрыв рот, третья — уши. Ничего не вижу, ничего не говорю, ничего не слышу. Решетку выломали, дымоходы заложили. Можете убедиться, приподняв щит.
Николай встал и осторожно, чтобы щит не сорвался с петель, заглянул под него. На стене, от пола до потолка, выступая из-под краски, ребрилась кирпичная кладка. Вздохнув, он ласково погладил ее.
— Так, говорите, три обезьяны? А где, скажем, сидела молчащая, вот тут?
— Тут, в центре.
Председатель товарищества покачался на носках. Доски под линолеумом ответили ему ласковым скрипом. Он весело потер руки.
— Отлично. Комнату мы осмотрели, проверю воду и газ и можете пускать сюда вашего питомца муз.
— А ключ?
— Ах, ключ! — Пальцы председателя нежно погладили в кармане металлический стерженек. — Понимаете, совсем забыл. Сегодня придет слесарь, будем делать дубликаты. Этот закажу первым. Вы сейчас уходите? Ничего, я завтра сам и отдам. Идет?
В правление Николай ворвался, как охотник, обнаруживший след зверя.
— Аврал! — бросил он двум галеасцам, которые, томясь, разглядывали у окна женский журнал «Лиза». — Сэм, сейчас же — во двор, караулить Малоземельного. Как только покинет дом — дадите сигнал.
— Что-нибудь случилось? — забеспокоился Федор.
— Пустяк. Вам и в голову не придет, — Николай говорил медленно, подбирая слова. — Я нашел загородный дом. Что вы так смотрите на меня? Я не сошел с ума. Нашел камин и даже сидящую перед огнем обезьяну. Наш час пробил. Федор, приготовьте лом и топор. Сэм, идите сторожить. Быстро, быстро!
Стоило только критику покинуть дом и удалиться в сторону троллейбуса, как председатель и работники правления вскрыли квартиру поэта.
Она встретила их настороженной тишиной.
Подведя своих соратников к поблескивающему богатырскими костылями щиту, Николай распорядился:
— Сэм, вы быстро рубите линолеум. Начинаете отсюда, делаете два длинных разреза, когда прорубите их, отваливаете лоскут. Вы, Федор, поднимаете доски… Не теряем времени, начали!
Заинтригованные члены товарищества, не заставляя себя уговаривать, приступили к работе. Когда квадрат линолеума с треском упал набок и открылись почерневшие старые доски, дворник, не мешкая, подцепил ломом среднюю.
— Жмите, Федя, жмите, только не сломайте.
Доска, вскрикнув ржавыми гвоздями, приподнялась. Из щели пахнуло тленом.
— Еще немного… Еще… Достаточно.
Опустившись на колени, Николай просунул
руку в открывшийся провал. Он протолкнул руку в подполье до самого плеча и замер. Дворник и слесарь-референт, затаив дыхание, следили за ним.
Освещенное бронзовым солнечным светом лицо председателя сделалось по-античному жестким. Костыли над его головой загорелись тусклыми факельными огоньками.
— Нашел! — выдохнул сын лейтенанта и начал медленно вытаскивать руку. — Я нашел клад.
Кочегаров ахнул: рука председателя тащила из подполья ларец.
История обнаружения кладов поучительна и, как правило, печальна. На человека, обнаружившего сокровище, его мстительные духи- хранители обрушивают все мыслимые неприятности.
Вот, что говорит прошлое кладоискательства.
Купец и археолог-любитель Шлиман раскапывает Гиссарлыкский холм. Пройдя стены древней Трои, он обнаруживает в комьях глины блестящие металлические подвески. Отослав рабочих-турок, они с женой продолжают копать. Из земли одна за другой показываются золотые диадемы и застежки, цепи и блюда, пуговицы и ожерелья. «Вот оно — сокровище царя Приама!» — шепчет удачливый купец. Клад сохранен и вывезен в Европу. И тогда весь ученый мир восстает против удачливого любителя. «Не так копал, не там нашел Трою, разрушил то, что нельзя было разрушать, оставил нераскопанным самое ценное». Огорченный Шлиман едет в Италию и умирает от пустякового воспаления уха.
Другой энтузиаст и меценат лорд Карнарвон приезжает по вызову своего друга-археолога Картера в Египет, в долину царей. Найдена гробница фараона. При свете свечей они сбивают печати с двери погребальной камеры, и из тусклого красного мрака появляются части позолоченной колесницы и ложе, украшенное головами фантастических зверей. А там, за следующей дверью, — саркофаг с мумией самого правителя, и снова золото, золото… Но недовольные божества тут как тут: не проходит и полгода, как лорд умирает от укуса комара.
Бросим археологию, посмотрим, как обстояли дела у других любителей добывать клады.
Француз и пират Лолонуа грабит города и захватывает в плен испанские корабли. Осадив на побережье благословенной Панамы городок Мерида, он обшаривает окрестный лесок. Не спрятали ли там испанские гранды, услышав о его приближении, свои сокровища? Вместе с матросом-негром он копает под толстоствольной сейбой и — о, удача! — их лопаты натыкаются на крышку сундука. Крышка отброшена, сундук набит до краев серебряной посудой. Разбогатевший пират садится на корабль и отплывает. Но клад не дремлет. Не проходит и месяца, как дарьенские индейцы захватывают корабль француза, а капитана варят в котле и съедают.
