— Я понял вас, мой фюрер, — быстро ответил Йодль. Он сам думал о том же самом. Но Гиммлер по-прежнему выглядел несколько удивленным.
— Никто не сможет получить доступ в те госпитали, где будут проходить лечение те, кто был ранен под Сталинградом. Любой солдат или офицер, кого обоснованно подозревают в намеренном членовредительстве, должен быть ликвидирован. Все письма, отправленные из Сталинграда, должны пройти строжайшую цензуру. Те из них, в которых содержатся пораженческие высказывания или настроения, ни в коем случае не должны дойти до своих адресатов. Под страхом смерти никому во всем Рейхе не будет позволено слушать советское радио, когда оно начнет передавать выступления жалких изменников и перебежчиков — а в том, что подобные трансляции будут, сомневаться, к сожалению, не приходится. — Адольф Гитлер повернулся к Гиммлеру: — А теперь то, что касается вас, рейхсфюрер.
Гиммлер отметил про себя, что Гитлер обратился к нему не по имени, а назвал его официальную должность. Это был плохой признак. «Я все еще не восстановил прежнее доверие в глазах фюрера», — подумал он.
— Вот что необходимо сделать, когда и если батальон СС «Вотан» сумеет с боями выскользнуть из Сталинградского мешка и пробиться к своим. — Взгляд Гитлера стал жестким. — Каждого командира роты и каждого старшего унтер-фюрера следует допросить с пристрастием. Если будет нужно, то применять самые жесткие формы допроса. — Гиммлер прекрасно знал, что именно имел в виду Гитлер под «жесткой формой допроса», ибо он сам когда-то изобрел этот термин, который попросту означал, что допрашиваемого можно пытать. — Всем необходимо задать один и тот же вопрос, касающийся их командира… — Гитлер нетерпеливо щелкнул пальцами, не в силах вспомнить имени.
Гиммлер торопливо подсказал ему:
— Гейера, мой фюрер.
— Да, Гейера. Необходимо точно выяснить, дезертировал ли этот Гейер с фронта без всякого разрешения или же на самом деле пытался вывести свое подразделение в безопасное место с тем, чтобы в дальнейшем продолжить священную германскую борьбу против красной чумы. Вам это ясно?
— Так точно, мой фюрер!
— Если выяснится, что Гейер намеренно дезертировал из Сталинградского котла, — продолжал Гитлер, — то батальон СС «Вотан» следует расформировать и…
— Но, мой фюрер, «Вотан» — это лучшее подразделение во всех Ваффен-СС! — воскликнул Гиммлер. Его лицо покрылось мертвенной бледностью.
Адольф Гитлер размеренно продолжал, словно и не слышал возражения рейхсфюрера:
— Но, прежде чем «Вотан» будет расформирован, необходимо сделать так, чтобы это послужило примером всем остальным. Должна быть устроена показательная массовая казнь, на которой обязан присутствовать представитель каждого крупного формирования СС.
Теперь пришел черед уже Йодлю выглядеть обеспокоенным.
— Будет казнен каждый четвертый офицер «Вотана». Первым, разумеется, должен быть расстрелян этот Гейер. Также должен быть казнен каждый восьмой унтер-фюрер и каждый шестнадцатый ССманн «Вотана». Это даст понять СС, а также, разумеется, всем Вооруженным силам Германии, что мы не собираемся терпеть трусость и предательство наших бойцов во время боя. — Гитлер потрепал Блонди по холке; на его лице при этом не отразилось никаких эмоций. Казалось, он только что отпустил дежурное замечание по поводу погоды.
— Но не являются ли такие меры несколько чрезмерными? — осторожно осведомился Йодль.
— В 1917 году, после поражения под Верденом, когда вся французская армия была на грани мятежа, маршал Франции Петен приказал расстрелять целый полк. И эта мера сработала. А в 1918 году, когда в подобной ситуации оказалась германская императорская армия, наше верховное командование, напротив, не сделало ничего. И мы все знаем, что в результате случилось. Германия была ввергнута в состояние хаоса и анархии. Монархия в стране пала, и Германии потребовалось целых 15 лет, чтобы вновь занять полагающееся ей по праву место в мире. Начиная с 1933 года я занимаюсь выполнением священной задачи — превращаю германский Рейх в хозяина Европы. — Вид у Гитлера стал очень торжественный. — И теперь я ощущаю неизбывную горечь, потому что героизм и жертвы, принесенные десятками и сотнями тысяч моих героических бойцов сведены на нет из-за непростительного поведения нескольких бесхребетных слабаков.
В глазах Гитлера зажегся прежний фанатичный огонь. Звенящим голосом он провозгласил:
— Нам следует создать героический миф о Сталинграде — миф, который будут помнить и спустя много столетий. — Он понизил голос и пристально взглянул на них. «Он смотрит на нас, как сумасшедший», — не смог удержаться от мысли Йодль. — Пусть даже нам придется пролить немало крови, чтобы сотворить этот миф! — закончил Адольф Гитлер.
В помещении внезапно воцарилась страшная тишина. Было слышно лишь тяжелое дыхание Гитлера — и больше ничего. Йодль почувствовал, как вся его спина похолодела от страха. Теперь он точно знал, что фюрер — безумец, который не остановится ни перед чем.
Затем Адольф Гитлер очень тихо проговорил:
— Думаю, что на сегодня это все, господа. — И отпустил Йодля и Гиммлера.
* * *
Словно в каком-то тумане, не чувствуя своих шагов, Генрих Гиммлер вышел в огромную приемную перед кабинетом Гитлера, в которой нервно толпилось множество высокопоставленных военных, министров и чиновников с папками и портфелями, дожидавшихся приема у фюрера. Через час у рейхсфюрера была назначена встреча с группой немецких антропологов, которые собирались доказать, что их союзники-японцы, несмотря на желтую кожу и узкие глаза, относятся к той же арийской расе, что и сами германцы. Но сейчас Гиммлер был совсем не в настроении встречаться с этими учеными, хотя совсем недавно задача доказать, что японцы — это те же арийцы, относилась к числу его наивысших приоритетов. Недаром же он торжественно объявил японцев «почетными арийцами». Однако теперь больше всего на свете он был озабочен судьбой «Вотана». Расформировать «Вотан»! Расстрелять дого четвертого бойца! О Боже, он ни за что на свете не желал допустить этого. Надо было срочно что-то придумать. Но что? Голова Гиммлера шла кругом.
Неожиданно на ум ему пришли Берта и ее вишневый ликер. Этот метод всегда помогал рейхсфюреру, даря ему новую энергию и вдохновение.
Гиммлер поспешил к своей машине. С бешеным ревом сирены его кортеж стремительно помчался через весь Берлин. Десять минут спустя шеф СС вбежал в свою приемную и прокричал удивленной Берте, склонившейся над пишущей машинкой:
— Бросай все немедленно! Мне нужен твой хлыст!
Глава шестая
Линия фронта со стороны русских окрасилась вспышками артиллерийских выстрелов. Казалось, заполыхали сразу десятки доменных печей. Сотни снарядов пролетели над головами эсэсовцев и взорвались в немецком тылу. Затем послышалось громоподобное «ура!», и в атаку неудержимо пошла пехота.
— Сейчас станет по-настоящему жарко, — пробормотал миниатюрный лейтенант вермахта, которому штандартенфюрер Гейер приказал стеречь арестованного фон Доденбурга. «И помните, когда вы будете охранять его, у вас в руках всегда должен быть заряженный пистолет, снятый с предохранителя!» — дал строгий наказ Крадущийся Иисусик.
