Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
– Помнишь?
– Помню!
Также мы одновременно услышали колокольный звон, когда вдвоём обходили наш нижегородский Светлояр. То была такая тайна, которой делиться нельзя.
Вдруг открылись двери храма, в который мы и желали попасть, и оттуда выпорхнули на только что пустынную площадь Чефалы, большого морского сицилийского города, десятки нарядных весёлых ребятишек, все в рюшечках и кудряшках, появились и благообразные католические служки в белых облачениях, а вслед за ними крупные мужчины в чёрных костюмах и шляпах, и всё приобрело в мгновение ока какое-то символичное значение. Мне стало почему-то весело, и я захотел даже как-то сострить, но моя Лена, поглубже запрятав лицо в свой шарф, очень резко и грубо сказала:
– Молчи. Омерта!!
И тут до меня дошло, что это не праздничное театрализованное представление, а самая настоящая жизнь, куда мы попали волею случая. Здесь каждому слову, каждому жесту отведено определённое место, а если нас не замечают, то так надо. Доны подходили друг к другу в строгой иерархии, целовали перстни, обнимались, пожимали руки, знакомились и не торопились расходиться. Сорокалетняя невеста (наверное – тридцать лет жениха из тюрьмы ждала) была безобразна. Про жениха говорить не хочется – громила-вампир из фильма ужасов. И вдруг вся эта мимолётная, почти кинематографическая, мизансцена растворилась в течение десяти минут: и голуби, и цветы, и дети, и усатые доны с пальцами толще сарделек. Они уселись в американские лимузины и разъехались. И только музыка Нино Рота, если прислушаться, звучала.
2
Пообедали мы в каком-то маленьком кафе-ресторанчике, где столики стояли между огромными камнями волнорезов, и брызги моря долетали до нас, и крики чаек были похожи на крики наших, волжских чаек. Рыбаки вытаскивали огромными крючьями из своих вонючих лодок шевелящихся рыб, и мы пальцем показывали, какая нам нравится.
Рыба была приготовлена великолепно, приправлена какими-то морскими ежами, осминожками, ракушками и каракатицами, и только от кувшина бесплатного местного вина мы отказались, опасаясь за свои желудки: в молодости я мог, конечно, выпить бутылку «Волжского» за «рубль-семь», но здесь мы не рискнули и заказали бутылку розового хорошего вина за десять долларов. Наш официант оказался настоящий полиглот: вместо мандаринов принес виноград. Но с большим трудом все-таки сумел обслужить нас довольно хорошо. А когда он узнал, что мы – русские и хотим не купаться, а прокатиться в горы, где растут апельсиновые рощи и живут настоящие крестьяне и где есть знаменитый городок Корлеоне, он взмахнул руками и вскрикнул совсем по-русски: «Уже – едем!»
Маленький грузовичок «шевроле» с трудом пробирался по горным тропкам, пропуская коз, овец, пастухов, со страхом мы оглядывались по сторонам. Водитель останавливал нас около каких-то заросших базилик, часовен и, прилично объясняясь по-русски, называл великие полузабытые с детства имена: Мантенья, Антонелло да Мессинья, Сан Калладжеро, Микеле Чони, словно опускаешься в забытую купель настоящего итальянского Возрождения и со стыдом выкарабкиваешься оттуда.
Истинную, ничем не приукрашенную радость доставил обед, где нам зарезали барашка и, пока мы кормили местных кошек, пьяненький аккордеонист наигрывал нам что-то. Потом пели песни, играли на гитарах, мощнейшие мужские голоса пели а капелла. Пришел хозяин, позвал двух сыновей, которые явились с ружьями, этакие обрезы времён нашей гражданской войны двенадцатого калибра, достал бутылёк вина и выпил со всеми.
Когда мы спускались с гор к морю, меня заинтересовал всё же вопрос:
– А когда же будет Корлеоне?
– По-моему, это был Корлеоне! – водитель махнул рукой. – А зачем тебе? У тебя там родственники?
– Омерта! – одними губами прошептала жена.
3
После каждой дальней поездки, если это не командировка или деловая встреча, возникает вопрос, простой «быковский вопрос мужика к Путину»: «А зачем?» Купаешься, лежишь на лежаке, играешь в теннис, пишешь эсэмэски, ешь мороженое, пьёшь кофе, по вечерам куришь сигарету и слушаешь цикад, а может, и хорошее пение. Днём на пляже к тебе, услышав твою речь, подходят незнакомые люди и пытаются на незнакомом языке выяснить: откуда ты?
На третий день ко мне подошёл сухопарый немец, который, как выяснилось, пытается изучать на Сицилии английский язык. Я не знаю ни немецкого, ни английского, ни итальянского и не хочу пока что их изучать. Я лежу и читаю «Крёстного отца» по-русски. Он пытается завести со мной знакомство на ломаном английском, мы с супругой на трёх переломанных: русском, английском и французском объясняем ему, что у нас ничего не получится, тут он достаёт полиэтиленовый файлик с тремя старинными бумажками и суёт их нам в руки. Мы не долго в них разбирались: все три документа были составлены в XIX веке чудесным каллиграфическим почерком, и говорилось в них о том, что герр Хельмут Штольц венчался в Сенкт-Питербургсккой лютеранской церкви в 1909 году. Дальше разговор стал приобретать и смысл, и интерес: Штольц, а так звали нашего нового знакомого, интересовался, как бы ему узнать, жива ли эта церковь и можно ли как-то получить какие-нибудь ксерокопии её документов. И нельзя ли попытаться сфотографировать эту кирху, если она есть. В общем, такой живой, изысканно-интеллигентный и тем не менее практичный разговор.
Трудно в таких случаях чего-то обещать. Я не думал о провокациях, честно, хотя вырос в СССР. Просто зная, что произошло в нашей стране за эти годы, понимал, что выполнение любых подобных обещаний нереально или это потребует безумных усилий.
Прощались с Штольцем через два дня, я подписал ему маленькую книжечку своих стихов, где на задней страничке написал адрес своей электронной почты.
4
Письмо-бандеролька пришло к Рождеству. В него была вложена миленькая открыточка с шарами, Дедом Морозом и зайцами, а ещё детская книжка «Бременские музыканты», изданная в Германии на русском языке. Штольц сообщал, что он живёт в этом замечательном и знаменитом городе. Памятуя, что, по европейским обычаям, каждый подарочек требует отдарочка, я вынул из старого отцовского «фрицевского» альбома пяток красивых фотографий с видами города Бремена и, сочинив приятные и подобающие случаю слова, отправил посылочку в город Бремен.
Восторгам в ответном письме не было конца. Некоторые идиомы мне пришлось просить перевести друзей из иняза. Смысл заключался в следующем: на одной из открыток был сфотографирован дом близких родственников нашего немецкого нового друга, в котором ему часто приходилось бывать и отдыхать. Штольц писал: «Наверное, эти старинные открытки Вы купили в антикварном магазине, я понимаю, как это дорого, и готов компенсировать Ваши затраты».
Вот уж простота – хуже воровства. Надо мне было дождаться супругу – посмеялись бы, придумали бы с ней чего-нибудь этакое безобидное, а получилось, что наша дружба оборвалась, не успев завязаться.
Я просто и по-русски (он же изучает русский язык) ответил:
«Дорогой Штольц!
Мой отец прошел пол-Европы и везде, во всех городах, которые они освобождали от фрицев, во всех домах на полу валялись такие замечательные фотокарточки. Он их подбирал и слал домой своей маме. У меня этих карточек полный ящик письменного стола. Жму руку, Олег».
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
