Если бы вы спросили Патруля, он бы ответил, что ужасающий спуск по Редондес на крыльях могучего ветра, и колокольный звон велосипедных «трубок» по гладкому точно зеркало треку, и невероятный крен обеих машин на крутых виражах, и нервная близость, когда не только ноги партнеров, но и волоски на их коже, казалось, вибрировали в такт, — все это слилось в единый восторг, воплотивший лучшие минуты его спортивной карьеры.
А у подножия счастью пришел конец. Словно прорвав дамбу, потоки боли хлынули из потаенных глубин. Акил по-прежнему оставался в седле, но что-то уже переменилось. Внезапно Патруль ощутил весь ужас своего друга. Кишки резко скрутило, внутри возникла сосущая пустота, дыхание стало еще более прерывистым. Нет, вовсе не проигрыш сам по себе пугал Азафрана (хотя кто же согласится перенести напряжение, от которого необратимо растрачивается мускульная сила, истончаются зубы, вылезают волосы, обвисает складками кожа, — и не получить награды) или даже связанный с ним позор, хотя было ясно как день: если Акил не получит лавров мирового чемпиона, каинова печать навеки заклеймит чело никчемного помощника. Но не собственная участь заботила Патруля в эти мгновения. Сам он чувствовал себя отлично. Агония, отчаяние, усталость — всего лишь издержки ремесла, в целом же он был в полном порядке. Обычный человек, накрытый тенью умирающего титана.
Впереди, на вершине очередного склона, маячил Жакоби. Азафран бросил быстрый взгляд через плечо: далеко внизу растянулся полосой стремительный пелотон. Ситуация казалась безнадежной. Но кто же предскажет, кто проникнет в душу Патруля? Четырежды за одну гонку он открыл в себе источник силы, какую и раз-то в жизни проявит не всякий. Судя по виду, он и не состязался вовсе, а спасался бегством от безжалостного рока.
Огромная толпа замерла, услышав громогласный крик Саенца. «Возопил, как Эвридика, когда ее влекли обратно в подземный мир», — написал потом один языкастый журналистишка. Лицо Акила перекосилось, будто на известной картине «Крик», и вот он, призвав на помощь резервы, которых нет и не может быть в человеческом теле, сел на колесо Патрулю в точности перед мучительным спуском. Если прежде гонщики одолевали склоны достаточно аккуратно, экономя силы, то сейчас они просто падали с неудержимостью сумасшедших. Только слепая судьба уберегла их от гибели. На полпути к озеру товарищи настигли Жакоби. Однако, поднимаясь на Шез-де-Диабле, Акил вдруг застонал в голос; по его лицу ручьями заструился пот, и противник вновь начал отрываться. Патруль, не чуявший от боли ни рук, ни ног, ринулся вдогонку. В коротких промежутках между судорожными вздохами он умудрялся еще и говорить.
Циники, разумеется, единодушно твердят: и здесь, мол, не обошлось без презренного металла. Верность, честь, желание собственноручно ковать историю — затасканные понятия, согласен. Но раз уж речь об Акиле, значит, и второстепенные ценности негоже сбрасывать со счетов.
Победу великого героя никто не назвал бы «блестящей»; во многих она оскорбила чувство прекрасного. Глядя на Жакоби, нетрудно было поверить, что пороху в его пороховницах более чем достанет на последнюю схватку. Однако пятнадцатая встреча с Игфуан подкосила и этого молодого человека. Впрочем, как и его соперников. Когда все трое показались на вершине, они скорее смахивали на воинов, чудом уцелевших после кровавого побоища. На спуске Акил шатался, точно пьяный. И если он пересек черту первым, то лишь потому, что Азафран и Жакоби по сравнению с ним были совсем плохи.
Пелотон прибыл на финиш спустя три целых пятьсот семьдесят три тысячных секунды, и гонщик, имя которого навеки останется величайшим в истории велоспорта, утонул в разноцветном водовороте.
Двадцать четвертый этап
Еще до того, как финишеры вихрем закружили обмякшего велосипедиста, Флейшман был тут как тут. Пока подоспевшие механики и soigneurs[31]снимали чемпиона с седла, старательно делая вид, будто все в порядке, Микель с проворством насекомого изучил, простукал и ощупал Акила с головы до ног, даже заглянул под глазное веко. Еле живого гонщика обступили тесным кольцом, однако Патруль не спускал с товарища настороженных глаз. Его страх перед Меналеоном оказался пустой тратой нервов, как и любая тревога за собственную персону: Саенц — вот о ком следовало беспокоиться с самого начала. Флейшман превратился в кукольника, дергающего безвольное тело Акила за ниточки.
Подиум установили у самого края трека. Тысячеглавая толпа прорвалась через барьеры и теперь теснилась у подножия пятидесятифутовой конструкции; болельщики приветственно кричали, так радостно размахивая руками, словно победители приходились им любимыми кузенами из далекой деревни.
Обычно велопрофи высшего класса быстро, почти мгновенно приходят в себя. Пусть легкие пылают от кислородного голодания, а мускулы ноют, переполнившись молочной кислотой, — через каких-то две-три минуты гонщик ровно дышит, а сердце бьется размеренно, как часы. Еще год тому назад Акил безмятежно помахал бы камерам, словно пронежился весь день в гамаке. Теперь же Патруль и Жакоби буквально тащили Саенца на плечах, прилежно изображая приятельские чувства. Но им едва ли удалось бы скрыть правду: чемпион обратился в развалину.
Даже голос толпы дребезжал в ушах Азафрана каким-то странным эхом — наверное, виновата была непривычная акустика Храма. Ледяной гулкий грохот перекатывался под высокими сводами потолка, отражаясь от самых дальних стен, так что нельзя было разобрать, чего в нем больше — обожания, гнева или же механического безразличия.
Взгляд Азафрана скользнул по сотне лиц. Добрые кузены бесследно исчезли. Появились трупы, уставившиеся в телевизор; уродливые домохозяйки, раздевающиеся перед камерой; а то и большие неуклюжие скоты, совокупляющиеся в клетке зоопарка.
Кстати, куда подевался Флейшман? Его место среди чиновников и крутых шишек за подиумом. С какой стати он отирается во втором или третьем ряду, прикидываясь простым зрителем?
Глаза мужчин встретились. Губы Микеля скривились в улыбке.
Вот когда Патруля пробрал настоящий испуг. И тут же навалилось холодное безразличие, словно плотное одеяло накрыло гонщика с головой или глубоководное течение увлекло разум куда-то вдаль. Азафран уже не задавал вопросов; все, что ему оставалось, — это смотреть, слушать и действовать по обстоятельствам. А перед глазами проплывали сцены, одна кошмарнее другой, не задевая рассудка. Для начала где-то справа, глубоко в толпе, явилось видение трех развеселых бандитов, тех самых, что визжали на склоне Лисарьеты дурные куплеты о колбасках.
По краешку сознания чиркнуло точно спичкой: низкорослый-то ряженый — вовсе и не мужик, а красотка детектив из Андухара, мимолетная встреча в северном кафе.
И наконец, третье… Власти долго гадали, что сказать общественности. На телеэкраны правда так и не вышла. Хотя в толпе нашлись тысячи любителей, которые записывали происходящее на портативные видеокамеры. Ролики отличного качества при желании можно скачать из «нета» с доброй сотни различных сайтов. Ох уж эти лживые псы, заявляющие, дескать, Патруль и никто иной передал Саенцу роковую бутылку! Да заморозят их поганые языки в жидком азоте и да присушат к их же собственным…
