– Не жарко ль тебе, красавица? – спросил я, заступая девушке путь. – И не вмазать ли нам по кружечке кваса, как думаешь? Или мама не велит?
– Мама не может мне ничего запретить, – ответила она серьезно.
– А кто может?
– Вожатый. Или комиссар. Но вряд ли они станут запрещать квас.
– А как насчет подозрительных знакомств?
– А что это такое? – удивилась девушка.
– Ну, или нежелательных.
– Разве бывают такие?
Уже интересно. Я-то считал: невинность коммунаров блюдут строго, как у монахов. Или для этого хватает забора?
– Как зовут тебя, чудо?
– Зоя, – ответила она, не ломаясь.
– А меня – Родион.
Улыбнувшись, девочка доверчиво взяла меня под руку. Может, она из тех, кто чист, пока не ушибется о жизнь? Я и таких знавал. И куда девается их доверчивость после первого встреченного мерзавца!..
– Ты тоже росла в интернате? Чуть не ляпнул: в инкубаторе.
– Конечно. Правда, только с восьми лет, – прибавила она с сожалением.
– А как же родители?
– Мы встречаемся. Иногда.
– Ну, ни фига себе!..
Тут нас прервали. Вдруг позвонил Гувер и, не вдаваясь в детали, предложил срочно заехать в их контору – якобы для важного дела. Удивившись, я дал согласие, хотя федерал звучал странно. Пока общался с ним, Зоя глядела на меня с любопытством, верно, не очень понимая, что происходит. Коснувшись выступа на шлеме, я отключил рацию.
– Нужно вернуться, – сообщил новой знакомой. – Хочешь со мной?
Эксперимент в самом деле занятный: выдернуть девчушку из нищей идиллии в сытое, но опасное будущее, – из одной общественной формации в другую, без пересадки.
– Меня не выпустят, – нерешительно сказала Зоя.
– «Границе на замке»? – хмыкнул я. – А вот сейчас проверим.
На проходной вправду возникли сложности. Но разрешились они просто: я сунул сторожевику пару мэнчиков, и он отвернулся, заинтересовавшись чем-то в глубине будки. Я вывел притихшую коммунарку наружу, усадил в мерцающий «болид» и рванул машину с места. Сразу включилась музыка, обволакивающая, вкрадчивая, а на дисплее возникла карта, указывая наше местонахождение. Сбоку панели открылось оконце бара.
– Хочешь пить? – спросил я. – Что выбираешь?
– Э-э… на твое усмотрение, – вывернулась Зоя.
– Безалкогольное, да?
Я налил фанты, с интересом ожидая ее реакции. При этом ощущал себя так, будто и сам пробовал впервые. Во всяком случае, маленькие открытия девушки и моему восприятию добавляли свежести.
– А хороший у тебя мобиль, – заметила Зоя с одобрением.
– Эти машинки отживают свое, – вздохнул я. – Еще год-другой, и пересядем в турбореактивы. Дело не только в скорости – но сколько можно цепляться за полоски асфальта, когда над головою такой простор? Лети, куда пожелаешь, и никто не перегородит путь. Мир без границ – как тебе такое?
– Как же без них? Мы ведь пока не при коммунизме.
– Да похоже, границы нужны лишь коммунарам и чинушам.
– Нет, ты не прав. Стоит убрать забор, как в Лагерь хлынут чужаки.
– Что, к вам? – Я хмыкнул с пренебрежением. – Да кому вы сдались? Последний нищий не променяет наши помойки на ваши закрома, а для трудяг у вас и вовсе нет просвета.
– В нашей жизни есть смысл, – сказала девушка. – А для чего живете вы?
– Во всяком случае, не для светлого будущего. И не ради прогрессивного человечества. По-твоему, смысл в этом? А попробуй пожить ради кого-то одного. Думаешь, это легче?
– Я знаю: мы на верном пути, – объявила Зоя твердо. – Наша тропа, может быть, трудней – зато короче.
– Знаешь, да? – спросил я. – Так поделись!
– Я… не могу. Не имею права. Пока еще нельзя.
Вид у нее сделался виноватый – оттого ли, что проговорилась, или что отказывается меня просветить.
– «Верной дорогой идете, товарищи»? – Я снова хмыкнул. – Ну-ну.
Можно было направиться сразу к Гуверу, но я специально покружил по обновленным кварталам, чтобы вкусить от ощущений Зои. Для нее тут была заграница, невиданная, таинственная, – в одних витринах чего только не выставлено! И люди вокруг другие, и машин тьма, и огней уйма. Я сам поглядывал по сторонам не без интереса. Каждую неделю здесь что-то менялось: реставрировались дома, а то и вырастали новые; магазины переезжали либо закрывались (или их взрывали), взамен расцветали другие; а уж кафе и ресторанчики множились на глазах.
Наверно, Зоя высматривала следы разложения, описанные в дозволенных книгах, и ожидала увидеть дебоши, классовую борьбу, чуть ли не трупы на улицах. Но днем тут было пристойно, разборками никто не занимался, попрошайки отсыпались перед работой, и даже «бабочки» не фланировали по тротуарам. Вот через час-другой, когда наступит ночь…
– Слишком сыто живем, да? – спросил я. – Некогда о душе подумать.
– Я атеистка, – заявила девочка с трогательной убежденностью.
– Что ж, – пожал я плечами, – у каждого своя вера.
Мы уже подкатывали к резиденции федералов. Оставив Зою ждать в машине, я поднялся в квартиру. К моим посещениям тут относились без восторга, но на сей раз даже обрадовались – по крайней мере Агей, что настораживало. А Гувер явно был не в своей тарелке.
Кроме них в гостиной обретались двое, похоже, нагрянувшие из столицы и наделенные немалой властью. То есть начальником выглядел один: матерый, хотя рыхловатый тип с замороженным усатым лицом и свинцовым взглядом, – а второй, жилистый верзила, ходил у него в подручных. Оба были выряжены по северному и экипированы не хило, судя по выпуклостям на одежде. Принимали их, точно ревизоров. Обшарпанный, видавший виды стол ломился от яств и напитков – не очень изысканных, зато обильных. А в перспективе могла маячить сауна с девочками – сейчас это даже не дорого.
– Ага, – сказал усатый, завидев меня. – Как говорится, на ловца…
Похоже, мой облик ему нарисовали. Но с «ловцом» он поспешил.
– Садись, – по-хозяйски пригласил гость. – Не тушуйся!.. Чего налить?
– Кваса.
– Да? – хмыкнул он. – А почему не кумыса?
– Вкус гнилостный, – сказал я наудачу. – Как у сушеной селезёнки.
У него это не вызвало ассоциаций.
– Значит, не татарин, – констатировал усатый. – Уже неплохо.
Хотя у самого в чертах проступала явная монголоидная примесь.
– Вдобавок Родион, – продолжал он. – Хорошее имя, патриотичное. А меня можешь звать Ульяном Мироновичем.
А могу и не звать, прибавил я мысленно. На кой ты сдался мне?
