Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Потом нас оставили, но я знал, что за дверями неусыпно сидят двое постельничих и ловят каждый звук.
Я встал и заглянул за занавеску – оттуда на меня уставились два блестящих девичьх глаза. Хорошенькая девчонка в распахнутой шубке, одетой на сорочку, испуганно глядела на меня. Мне сразу полегчало – не обманул Хворостинин. Я взял ее за руку, и она послушно пошла со мной к постели и так же послушно, не говоря ни слова, сняла шубу и легла.
Я погладил ее по голове и обнял, она лежала напряженная как струна. Я начал гладить ее по спине, ягодицам, целовать грудь, она немного расслабилась, а я продолжал ее целовать. И вдруг услышал сердитый шепот:
– Ты чего ждешь, уд у тебя давно стоит, делай дело, я же боюсь, вся от страху сомлела!
Ну что же, пришлось, как сказала моя жена, делать дело, которое заняло совсем немного времени.
Потом мне пришлось, накинув шубу, выходить и сообщать, что все в порядке.
После следовало сполоснуться и, накинув халат и шубу, сидеть на постели, пока мою жену будут обмывать подружки и замачивать ее сорочки в тазах.
И после этого опять все слилось в одном бесконечном процессе поедания холодцов, фруктов, а потом уже все сидели, ели и пили, сколько влезет.
Утром нас ждала баня, а потом все повторилось, только в немного меньшем масштабе, ну а на третий день гости начали потихоньку разъезжаться.
И я с молодой женой наконец смог заняться тем, чем должны заниматься все молодожены.
Начались короткие зимние дни. Все как-то резко замедлилось. Даже больных в нашей больничке стало совсем мало. Ученики, которые занимались у меня уже с середины лета, кое-что начали соображать в анатомии и могли связно отвечать на каверзные вопросы. Я надеялся, что к весне у меня будет первый выпуск лекарей, которые смогут работать в этом качестве под моим надзором и сами будут учить кое-чему новых учеников. Появилась пара талантливых пареньков, которые не только слушали меня, но и активно интересовались тем, что я рассказываю, и задавали кучу вопросов. На многие вопросы я старался не отвечать, а отсылал любопытных к отцу Варфоломею и, как правило, больше эти вопросы не всплывали.
Наша стекловаренная печь потихоньку разваливалась, впрочем, этого стоило ожидать. Поэтому стекловаренное производство пока остановилось. Но зато у меня в вотчине уже стояла наполовину готовая новая печь, строившаяся с учетом всех ошибок, допущенных при строительстве первой. Сашка Дельторов уже определился с особенностями местного сырья и был полон надежд, что в новой печи он сделает стекло, не хуже чем когда-то в Мурано. Я ему по секрету сообщил, что слышал: если добавлять прокаленный свинец в шихту, можно получить очень красивое стекло. Он принял это к сведению, но большого энтузиазма не проявил. Зато Кузьма со своими подмастерьями весь был в работе, они уже паяли самовары, как на конвейере. Когда я подсказал ему эту мысль, он был очень недоволен и говорил: что это за мастера, которые могут только одну деталь хорошо делать. Но потом, получив разъяснения, что если мастера потом куда-то и уйдут, то долго не смогут освоить дело целиком, остался удовлетворен таким порядком дел.
Кузьма уже сделал мне микроскоп из бронзы по моим чертежам. И тот стоял у меня на столе, создавая антураж двадцатого века, вот только оптики в нем пока не было. Но все-таки я надеялся, что в следующем году у меня появится оптическое стекло. Другое дело, что придется сделать не одну сотню линз, чтобы подобрать нужные соотношения, потому как ни хрена я не помнил по оптике даже из курса физики средней школы. Лабораторной посуды было по моим заказам сделано очень много, причем она проходила самую строгую проверку, из ста реторт при нагревании взрывалось больше половины, но мои стеклодувы были полны энтузиазма и заверяли, что в скором времени взрываться будет только штук тридцать из ста, были даже сделаны стеклянные ректификационные колонны. Вот только без термометров смысла в них пока не было. Но я не терял надежды, что термометры все-таки окажутся нам под силу, хотя бы спиртовые.
Мой силикон, увы, не оправдал надежд, после нескольких дней его упругость исчезала, и все, что из него было сделано, становилось твердым как камень.
Я по этому поводу особо не расстраивался. В следующем году меня уже ждали цветущие одуванчики. А слуховая трубка была выточена из липы. Каждый раз, выслушивая легкие молодых женщин этой трубкой, я вспоминал моего престарелого профессора, который всех женщин моложе тридцати лет предпочитал слушать просто ухом, и получал самое полное представление о состоянии легких и всего остального, к чему было приставлено ухо. Вот только, к сожалению, у меня женщины не всегда были молодыми.
Запасов сухих трав и настоек я набрал, наверное, больше всех в Москве. В том числе таволги и побегов малины. Природные салицилаты были гораздо безопасней синтезированной через триста лет ацетилсалициловой кислоты. И в моей лавке теперь всегда хватало покупателей, которые брали настойки для сна, от поноса, от запора, от лихорадки. Мои отношения с церковью определялись теперь тем, что иерархи тоже живые люди и нуждаются в наставлениях и советах. И если ранее им претила моя молодость, то теперь к личному врачу самого царя было совсем незазорно приехать даже митрополиту или епископу.
Моя Ирина, несмотря на юный возраст, быстро попыталась взять все хозяйство в свои руки и даже отставить моего ключника.
Но тут у нее ничего не вышло. Если она думала, что ночная кукушка перекукует всех остальных, то со мной этот номер не прошел. Тем более что я давно знал это свойство женского восприятия мира.
Так что когда обиженный Федька пришел ко мне и, вертя в руках связку ключей килограмма на два, намекнул, что вот теперь у нас есть хозяйка Ирина Владимировна, которая все знает лучше, и, может, ключи передать ей во владение, ему было сказано, чтобы продолжал заниматься своими делами, а с Ириной Владимировной пришлось провести беседу, в которой уточнялись границы ее полномочий. После некоторых споров, которые, как обычно, закончились в кровати, она со всем согласилась. Хотя из чисто женского упрямства иногда, когда мы ложились в постель, этот разговор возникал снова. И закончились эти наезды только тогда, когда я пообещал вернуть ее обратно туда, откуда взял. А ведь моей жене было всего шестнадцать лет. Вот ведь как хорошо воспитывали девушек в шестнадцатом веке, во времена домостроя!
Воспользовавшись зимним затишьем, я начал составлять наставление по оказанию помощи раненым на боле боя. Пришлось над этим наставлением думать и думать. Все-таки это был шестнадцатый век, и боевые действия велись совсем не так, как через четыреста лет. Поэтому наставления я писал для помощи раненым легкой и средней тяжести. Тяжелораненым, если это, конечно, были не князья и высокородные бояре, оказывать помощь на поле боя не предполагалось. Я, конечно, добросовестно вспоминал все, чему меня когда-то учили на военно-полевой хирургии, и понимал, что почти все, что там пишется, в нынешних условиях невыполнимо. И мои мысли пошли по пути создания отдельного подразделения именно для оказания помощи тем раненым, которых после боя смогут привезти их товарищи, или тем, которые сами смогут добраться туда на своих ногах. А в этом подразделении, где будет работать несколько лекарей, уже можно организовывать что-то вроде сортировочной площадки и потом кому-то шить раны, кому-то оказывать другую помощь, накладывать гипс или просто лубки. И готовить раненых к отправке в тыл, если таковой будет существовать.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
