Не более трех секунд уходит у нас на то, чтобы одолеть кажущуюся неприступной стену. Мы не супергерои, вроде киношного человека-паука, ползающего по стенам — мы всего лишь бегуны, способные ощущать каждую деталь рельефа стены. Всего лишь бегуны, движения которых всегда точны и не знают промаха. Не раздумывая над тем, как спуститься, мы просто поднимаемся на стене во весь рост, и бежим вниз. Именно бежим, перебирая ногами по стене со скоростью, большей, чем скорость падения наших тел вертикально вниз.
Спуск занимает еще меньше времени — максимум, две секунды, за которые враг, впрочем, успевает оторваться более чем на сотню метров.
И снова бег. Сумасшедший бег по Черному Безмолвию. Наст скрипит под нашими ногами и иногда проваливается, силясь увлечь нас за собой, но… В тот момент, когда толща снега начинает проседать в том месте, где я только что оттолкнулась от земли, моя нога уже оказывается в нескольких метрах от него. Мы не супермены, летящие над землей — мы всего лишь бегуны, ощущающие малейшие изменения в плотности снега под нашими ногами, слышащие шелест каждой снежинки из этого громадного черного покрывала.
Расстояние между нами и бегуном-одиночкой стремительно сокращается. Мы горим жаждой мести — я чувствую это, так как это чувство растекается по моим венам жидким огнем, углубляя мой порог почище радиации, и я точно знаю, что остальные испытывают то же самое. Это не азарт боя, который я испытала в полной мере, несясь на джипе вместе с Маратом, и круша из турели все, что попадало под руку. Это другое…
Толя стремительным броском вырывается вперед, и, настигая бегуна, бросается ему на плечи, сбивая с ног. Они оба катятся по черному насту, а мы замедляем ход, готовые в любой момент придти на помощь, но этого не требуется. И Толя, и его противник почти одновременно оказываются на ногах — Толя все же успевает подняться на долю секунды раньше, а в моей голове проносится мысль, что «Ночная кошка» наверняка подготовлена к бою лучше, чем снабженец Толя.
Марат бросается вперед, наотмашь нанося удар в челюсть…
Бегун уклоняется от удара, который любой человек просто не успел бы даже заметить, но недостаточно быстро, вновь давая мне повод усомнится в способностях этого спецназовца…
Удара Марата лишь сбрасывает с нашего противника капюшон маскхалата, и нашим глазам предстает женское лицо. В первые мгновения я даже отказываюсь поверить в то, что вижу. Мне хочется протереть глаза, побольнее ущипнуть себя… Перекреститься, наконец, избавляясь от наваждения! Но я точно знаю, что это не галлюцинация, и не плод моего воображения. Перед нами, застыв в боевой стойке и затравленно озираясь по сторонам, действительно стоит Катя Таранова.
— Какого хрена?! — выдает свою универсальную фразу Марат, но Катя явно не намерена давать объяснения. Она бросается на него и наносит сокрушительный удар мыском ботинка в челюсть — Марат успевает уклониться, но удар все же приходится ему по лицу, пусть и вскользь.
Катя вновь бросается наутек, но Толя встает у нее на пути, и сбивает ее с ног точным ударом в живот. Сергей добавляет, с разлету вбивая ей в лицо мысок своего ботинка.
Кажется, меньше часа назад я сетовала, что Катины губки ни разу не были разбиты в кровь?… Сбылась мечта идиота.
Сергей хватает ее за воротник, и отшвыривает в сторону, словно провинившегося котенка. Марат оказывается в том месте, где ее ноги касаются земли, на секунды раньше, чем Катя успевает хотя бы понять, что происходит, и, схватив ее за горло, бьет головой в переносицу, а затем, как бесчувственную куклу, отшвыривает ко мне.
— Ира, держи пас!
Я принимаю Катино тело на крепко сжатый кулак, с размаху врезаясь в ее солнечное сплетение. Не знаю, в сознании ли она еще, да меня это и не волнует.
Нет, кажется в сознании. Катя сгибается пополам от боли, и я от души бью ее коленом в это холеное лицо, опрокидывая на спину. И раньше, чем она успевает коснуться затылком земли, Сергей уже склоняется над ней, уперев ствол «Калашникова» ей в подбородок.
— Ты выдала Иру Мадьяру?! — ревет он.
Катя всхлипывает, и едва шевеля окровавленными губами выплевывает себе на грудь осколки зубов.
— Говори, тварь! — Марат бьет ее ногой в бок, отшвыривая в сторону на добрые полтора метра. Я отчетливо слышу хруст ломаемых ребер…
Автомат Сергея сейчас — скорее дань уважения традиции допроса пленников, нежели действительно необходимая мера. Катя с трудом дышит, сплевывая на землю хлопья кровавой пены — кажется, сломанные ребра проткнули легкое.
— Повторяю вопрос. — уже спокойнее говорит Сергей. — Ты сдала Иру, и нас всех, Мадьяру? Я считаю до тех, и начинаю по одному отстреливать тебе пальцы рук. Договорились? Время пошло. Раз! Два…
С Катиных губ срываются едва слышные слова, но нам достаточно и этого. В шепоте, подобном шелесту падающего снега, мы различаем ответ.
— Да.
— Новый вопрос, старые правила. Бомба в убежище — твоя работа?
— Да.
Мы обмениваемся горящими ненавистью взглядами. Все встает на свои места — предатель оказался ближе, чем мы думали.
— Где Мадьяр?
Катя молчит, пытаясь прижать руку к покалеченному боку.
— Он в «восьмерке»? — вступаю в беседу я. — Удар по заводу — лишь отвлекающий маневр?
Катя приподнимается на локтях, и протягивает мне руку.
— Помоги встать. — шепчет она. — Тогда отвечу.
Марат сминает ее, словно бумажную фигуру, четко ударяя ногой в и без того разбитое лицо, опрокидывая навзничь.
— Не надо. — кричит Сергей. — Ты так скорее убьешь ее, чем что-то узнаешь.
— Убью. — спокойно соглашается тот, — С удовольствием убью.
Мужчины смеривают друг друга злобными взглядами, как будто собираются именно сейчас решать вопрос, кто же тут главный. Ну и пусть себе решают, у меня заботы посерьезнее. Мой Коля!..
Я протягиваю кате руку, и она, чуть подумав, обхватывает ее окровавленными пальцами, с трудом поднимаясь на ноги.
— Говори. — требую я. — Мадьяр уже в «восьмерке»?
— Да. — отвечает Катя.
— Зачем… — шепчу я, обращаясь, наверное, к самой себе, но Катя понимает вопрос по своему.
— Затем. — хрипит она, но захлебывается собственной кровью. — Затем, что вы все считали меня ничтожеством. А он отнесся ко мне, как к человеку. Нет… Как к бегуну… Как я того заслуживаю.
— Позволь я обойдусь с тобой так, как ты того заслуживаешь! — отстранено произносит Сергей, направляя ей в голову ствол автомата.
— Стреляй.
Он переводит взгляд то на нее, то на меня, то на свой автомат и, наконец, решившись, переводит автомат на стрельбу короткими очередями.
— С удовольствием. — произносит он, и нажимает на курок. Но ствол автомата больше не смотрит ей в голову — я четко отслеживаю линию ствола — рефлекс, намертво закрепившийся за пять лет жизни в Безмолвии. Очередь впивается в Катино плечо, словно лазерный скальпель срезая ей правую руку у самого основания.
